Она скончалась 23 февраля 1803 года, в третьем часу пополудни, на тридцать шестом году жизни.
Похороны графини Шереметевой были назначены в Лазаревской усыпальнице Александро-Невской лавры. О. дне, месте и часе похорон Николай Петрович известил высший петербургский свет, с которым был связан родственными и дружескими узами: Разумовских, Строгановых, Трубецких, Толстых, Гагариных, Уваровых, Щербатовых, Урусовых, Куракиных, Волконских, Олсуфьевых...
В самый скорбный день жизни светское общество дало графу понять, как наивна его попытка сделать Кузнецову дочь титулованной дамой. Похороны были безлюдны. Картина пустоты вокруг роскошного гроба жены встанет перед графом позже, когда к нему вернется способность что-либо понимать и анализировать.
...В стенах церкви Николай Петрович еще не мог осознать невозвратамость потери, как не чувствовали его пальцы горячих капель свечного воска. Параша была с ним рядом. Он видел ее лицо с прикрытыми, будто от света лампад, глазами.
Но вот все кончилось. Стали прощаться. Из цветов, в которых утопали постамент и гроб, граф взял нарциссы, лежавшие возле головы Параши. Заколотили крышку, и гроб ушел в бездну усыпальницы. Крепостная актриса упокоилась рядом с родовитыми предками своего супруга. На плите из розового мрамора было выбито: «Здесь предано земле тело графини Прасковьи Ивановны Шереметевой, рожденной от фамилии польских шляхтичей Ковалевских».
...С церковных ступеней, занесенных снегом, спускались во мгле и почти на ощупь. Николай Петрович услышал звяканье: сторож со связкой ключей в руках низко кланялся выходящим. Сейчас запрут дверь, а она останется там в темноте и безлюдье. Шереметев оглянулся, хотел крикнуть: «Параша!», глотнул воздуха и уже больше ничего не помнил...
* * *
Через три дня после кончины жены Николай Петрович сообщил сестре и о своей женитьбе, и о своей утрате. Совершенно измученный, он диктовал секретарю, но не выдержал — внизу собственноручная приписка, похожая на стон смертельно раненного человека: «Пожалей о мне. Истинно я вне себя. Потеря моя непомерная. Потерял достойнейшую жену, и в покойной графине Прасковье Ивановне имел я почтения достойную подругу и товарища. Кончу горестную речь».
Николай Петрович надеялся на сочувствие, словно позабыв об отношении Варвары Петровны к его несчастной связи. Картина безлюдных похорон снова встала перед глазами. Он одинок в своем горе.
А ведь скольким людям граф помогал, сколько их кормилось из его рук, одалживалось, искало и получало протекции. И как часто подвигала его к этому Параша! И что же? «Никто из множества моих знакомых и называвшихся моими друзьями, кроме весьма малого числа искренно ей и мне преданных, не изъявили чувствительности к сему печальному происшествию и последнего долга христианского в сопровождении гроба ее, в молении об отпущении грехов и о упокоении души ее», — жаловался Николай Петрович на «лживость приятелей».