Театр для крепостной актрисы (Третьякова) - страница 72

На руках Шлыковой оказался не только маленький Митя. После смерти жены граф сильно сдал. Фонтанный дом, в каждом углу которого его подстерегали бередившие сердце воспоминания, все больше становился заботой Татьяны Васильевны. Такт, умение обходиться с людьми помогали ей поддерживать покой и порядок. Ее дипломатическими способностями нередко пользовался и Николай Петрович. Боясь резкостей, в которых самому же пришлось бы раскаиваться, перед разговором с каким-нибудь нерадивым работником он призывал в кабинет Татьяну Васильевну. Ее задачей было в самый острый момент разрядить обстановку и вернуть графу спокойствие.

Вообще, Шлыкова была большая любительница посмеяться, была остроумна и умела чувствовать комизм ситуации. С молодости живя в барском доме, она пристрастилась к тонкой французской кухне и очень любила устриц. И вот однажды, увидев только что доставленное лакомство, с усердием принялась за него. Жившая в доме старушка сказала ей с укором: «Матушка, не скверни свою душеньку!» Татьяна Васильевна всегда со смехом повторяла эту фразу, как только видела перед собой блюдо с устрицами.

...Смерть Николая Петровича была сильнейшим ударом для Шлыковой. С его уходом словно занавес опустился перед самой яркой и, несмотря ни на что, счастливой частью ее жизни. В графе для нее главным были его несомненные достоинства, а недостаткам она никогда не придавала значения.

К памятным Парашиным вещам прибавилась прядь волос Николая Петровича и заветный перстень, который Татьяна Васильевна сняла с руки покойного. Все это предназначалось молодому графу в день его совершеннолетия.

Татьяна Васильевна предвидела, и оказалась права, что Дмитрия его шереметевская родня постарается не посвящать в историю женитьбы отца, а о матери-крестьянке и вовсе словом не обмолвится. И ей заповедано было не только вырастить молодого графа, но и воспитать в нем сыновнее чувство к родителям.

Будучи уже взрослым, Дмитрий Николаевич признавался, что хоть смутно, но помнит отца. Своего первенца он назвал Николаем. А вот мать...

Должно быть, Татьяна Васильевна не раз подводила мальчика к портретам, висевшим и у нее, и в кабинете покойного графа. «Смотри, Митя, это матушка твоя, Прасковья Ивановна. Как же ты похож на нее!» Они действительно имели большое сходство.

Митя научился узнавать мать, а ее живой облик воскресал из рассказов Татьяны Васильевны. История грустной женщины на портрете была так дивно хороша, что ему хотелось плакать: отчего она умерла, не дождалась, когда он подрастет?

В мужчинах всегда таится маленький мальчик, смутно, не признаваясь себе, тоскующий по материнской ласке. Вот и выросший сын Прасковьи Ивановны вроде бы редко говорил о покойной матери. Но если вспоминал, свидетели того слышали слова благоговейные...