Данте склонил голову в знак молчаливой благодарности и снова стал перебирать книги.
— Кое-кто пошел бы на убийство ради обладания этим сокровищем, — пробормотал он, поднимая с пола украшенную миниатюрами книгу.
— Убийства совершают лишь для того, чтобы сохранить собственную жизнь. А для мудреца нет жизни без слова, несущего знания.
— Вы часто рассуждаете о бурных страстях, мессир Арриго.
— А как бы вы расценили поступок человека, умертвившего себе подобного не по велению страстей, и не по природной свирепости, и даже не из-за отупения собственного мозга, а по убеждению, что лишь таким образом он может свершить высшее благо, устранив препятствие с пути добродетели?
— Никому не дозволено распоряжаться жизнями себе подобных, кроме случаев самообороны или защиты своего имущества. Добродетель же есть собственность всего человечества и как таковая должна быть защищена. Лишь весь народ в лице своих выбранных руководителей имеет право карать покусившихся на добродетель.
— А что, если на преступление человека толкает любовь? Вы же столько писали об этом сладком недуге… А сколько страшных преступлений совершено из-за любви…
— Преступление противно природе вещей! — решительно заявил Данте.
Наклонившись над угловым шкафчиком, Арриго открыл его дверцу и достал глиняный кувшин, полный благоухающей жидкости. Поэт сначала рассеянно следил за его действиями, но потом его внимание привлек какой-то предмет на полке шкафчика. Этот предмет сверкал в лучах солнца, лившихся из окошка.
Философ заметил, куда смотрит Данте.
— Я знал, что это вас заинтересует, — с довольным видом сказал он, наклонился над шкафчиком и жестом предложил поэту последовать его примеру.
На полке стояла странная латунная лампа восьмиугольной формы, высотой более локтя. С одной стороны она имела окошечко, защищенное толстым стеклом.
Арриго провел пальцем по лампе, словно наслаждаясь ее формой.
— Это последнее творение моего учителя Илии Кортонского, — с улыбкой объяснил он.
— Эта лампа?
— Да, — кивнул Арриго. — Но это — не простая лампа. Брат Илия говорил, что ее свет прольется за море и озарит даже язычников в Палестине.
Сбоку странной лампы была дверца с маленькой ручкой. Открыв дверцу, Данте заглянул внутрь, но увидел лишь плошку, за которой был укреплен параболический диск, наверняка предназначенный для того, чтобы собирать свет в пучок и направлять его к окошку, закрытому стеклом… Поэт с разочарованным видом повернулся к Арриго.
— Она мало чем отличается от обычной лампы, — сказал он. — Разве что — размерами. Однако на галерах встречаются лампы и побольше.