Раймо посмотрел в маленькое заднее оконце и увидел искаженное страданием лицо какого-то небритого человека. Это был явно не Кузьмич…
— Эй, парень! — обрадовался человек внутри машины. — Открой дверцу-то! Сижу тут, почитай, уже целые сутки! Мочи нету терпеть!
Раймо совершенно не мог понять, чего просит этот человек. С похмелья голова у него раскалывалась, во рту была неимоверная сухость, а желудок гулко переваривал выпитое молоко…
Неожиданно откуда-то сбоку появился Кузьмич. На нем по-прежнему был милицейский китель. На голове косо сидела форменная фуражка. Он хмуро подошел к машине.
— Кузьмич, — обрадовался задержанный, — выпусти! Христом Богом…
Кузьмич молча распахнул дверцу. Оттуда пулей выскочил мужичонка и скрылся в ближайших кустах.
— Кузьмич… Кузьмич… вот спасибо-о-о!.. — послышался оттуда протяжный довольный голос.
— Давай за руль… — сказал Кузьмич Раймо и полез в кабину. — У тебя башка не гудит? — спросил он, устроившись. — Кажется, вчера перебрали малость… Ну, поехали!
— Я не могу садиться за руль, я пьяный… — сказал по-немецки Раймо.
— Да ладно! Давай, поехали! — Кузьмич жестом показал, чтобы Раймо сел за руль автомобиля.
— Я не понимаю по-русски, говори на немецком, — попросил финн.
— Нихт шпрехен зи дойч, — признался Кузьмич. — В школе когда-то изучал, но теперь все забыл… Давай, садись за руль — и поехали! Ну что ты смотришь?
Я сроду машину не умел водить, ясно? Машина… Тру-у-у! Я — нихт! Понял?
— Ты же вчера вел машину? — не понял Раймо.
— Поехали, только медленно, а то кочан рассыплется… — попросил Кузьмич.
Он мог бы и не предупреждать. Раймо сел за руль и повел машину очень осторожно. Кузьмич только указывал, где нужно сворачивать…
Соловейчик проснулся на сеновале. На своих ногах он обнаружил форменные хромовые сапоги. Лева долго разглядывал их, не понимая, откуда они взялись. По двору шастал босой Семенов и что-то искал вместе с напарником. Им помогал Кузьмич, что-то объясняя или успокаивая милиционеров. Лева понял, что ищут эти самые сапоги. Он попытался снять их — но не тут-то было: сапоги оказались размера на два меньше его собственного… После нескольких неудачных попыток, доведших Леву чуть ли не до истерики, он, наконец, стянул их и с тревогой посмотрел на скрюченные босые пальцы ног — ему показалось, что они уже никогда не смогут разогнуться… Держа сапоги под мышкой, Соловейчик осторожно спустился с сеновала и аккуратно поставил их у входа. Затем на отдающих болью при каждом шаге ступнях захромал навстречу Раймо, который бродил по двору и зачем-то собирал мусор в железную бочку. Лева долго смотрел на него, пока наконец не понял: