В отчаянных попытках достать денег он обращался ко всем знакомым, даже к Тургеневу, с которым был в ссоре и которого терпеть не мог и презирал; однако ж деньги от того взял и на них вернулся в Россию. Но, работая над «Преступлением и наказанием», он вдруг вспомнил, что приближается срок сдачи рукописи по договору. Условия договора были чудовищные: если Достоевский не сдаст рукопись в срок, издатель имеет право публиковать все, что он напишет в последующие девять лет, не платя ему ни копейки. Чья-то светлая голова надоумила писателя нанять стенографистку; так он и поступил и за двадцать шесть дней написал «Игрока». Двадцатилетняя стенографистка была довольно невзрачная особа, зато умелая, практичная, терпеливая, преданная и обожающая его; и в начале 1867 года они поженились. Его родные, боясь, что теперь он не станет помогать им в прежнем объеме, проявили недовольство и так скверно повели себя с молодой женой, что она уговорила мужа опять покинуть Россию. Тот снова был по уши в долгах.
В этот раз Достоевский провел за границей четыре года. Вначале Анна Григорьевна – так звали его жену – сочла жизнь с прославленным писателем весьма трудной. Эпилепсия все чаще давала о себе знать. Он был раздражительный, невнимательный и тщеславный. Возобновил переписку с Полиной Сусловой, что не давало покоя бедной Анне, однако молодая женщина была наделена недюжинным здравым смыслом и не проявляла недовольства вслух. Они приехали в Баден-Баден, где Достоевского вновь потянуло к игорному столу. Он снова проиграл все, что имел, и, как обычно стал писать всем подряд, прося денег и еще денег, а получая, тут же просаживал их за игорным столом. Супруги заложили все ценные вещи, переехали в самые дешевые номера, иногда им нечего было есть. Анна Григорьевна ждала ребенка. Вот отрывок из письма Достоевского, когда он только что выиграл четыре тысячи франков: «Анна Григорьевна умоляла меня удовольствоваться четырьмя тысячами франков и тотчас уехать. Но ведь такая легкая возможность поправить все! А примеры-то? Кроме собственного выигрыша ежедневно видишь, как другие берут по 20 000, 30 000 франков. (Проигравшихся не видишь.) Чем они святые? Мне деньги нужнее их. Я рискнул дальше и проиграл. Стал свои последние проигрывать, раздражаясь до лихорадки, – проиграл. Стал закладывать платье. Анна Григорьевна все свое заложила, последние вещицы (что за ангел! Как утешала она меня, как скучала в треклятом Бадене, в наших двух комнатках над кузницей, куда мы переехали). Наконец, довольно, все было проиграно. (О, как подлы при этом немцы, какие все до единого ростовщики, мерзавцы и надувалы! Хозяйка квартиры, понимая, что нам покамест, до получения денег, некуда ехать, набавила цену!) Наконец, надо было спасаться, уезжать из Бадена»