«Живы ли? — спрашивал он. — Живы ли?» — «Живы ли?» — ответил чибис за стеной сарая.
Опять минута молчания. Потом раздался голос:
— Спит ли земля?
— Земля не спит, — ответил голос хозяина.
— Спокоен ли лесной костер?
— Деревья уже занялись, — вдруг небывалым металлом прозвучал голос хозяина.
— Глуха ли ночь над болотами?
— Заря разольет скоро над ними пожар.
— Что делают люди?
— Чибис спрашивает об этом.
— Где оно было?
— В крепких руках.
— Где оно сейчас?
— Его сейчас нет.
— Что будет дальше?
— Он, она и оно сойдут в мир.
В кустах за стеной что-то зашелестело, было видно, что спрашивающий и отвечающий сблизились.
— У тебя можно?
— Можно, но не в хате.
— А что такое?
— Там спит какой-то проезжий.
— А что?
— Одет богато.
— С охраной?
— Один.
— Где же мы тогда?
— Ничего, брат, мы устроимся.
Разговор затих, видно, было выяснено все, что интересовало обе стороны.
Тишина тянулась мучительно долго, потом снова крикнул чибис с болота, и от сарая ему ответили два возгласа. Послышался легкий шорох — с болота шли, и видимо, большой компанией. У Яна затрепетало сердце, когда две стороны сошлись и один из прибывших тихо и певуче заговорил речитативом:
«О поле, зеленое поле, зачем покрыл тебя закат народа моего. Потоптана, потоптана рожь, кровью всходит посев, не отплачен, не отплачен позор восьми. Девятый, девятый. Человек, человек на распутье. Кровь и вороны. Беду сулит из чащи, беду, беду. Человек на распутье кричит: есть тут жив человек, есть ли? Огоньки в осоке, огоньки. Ночь болот. Девятый, гряди. У каждой двери чибис кричит: живы ли? О поле, зеленое поле».
Речитатив закончился так же внезапно, как и начался, и опять стало тихо.
Откуда-то появился и поплыл в воздухе светлой точкой огонек, но он тут же исчез, и сразу где-то невдалеке от Яна разлилось ровное сиянье.
На сене стало светлее, можно было различить собственную руку и даже белизну рядна. Яна мучил противный, самый обыкновенный страх, но уже рождалось в глубине души острое любопытство и интерес к происходящему. Он осторожно, стараясь не шуршать, отполз на пару шагов и чуть не вскрикнул, едва удержавшись от падения вниз, прямо к горящему свету. Крытый двор был забит сеном не весь, на том конце, где сидел Ян, была совершенно свободная часть сарая. Стог отгораживал этот большой и длинный прямоугольник от остального двора и делал происходящее совершенно невидимым со стороны корчмы.
В этом помещении с гладко выбитым земляным полом происходила странная церемония. Оно было тускло освещено двумя свечами, и у горшка с горящими углями сидело несколько фигур в белом с берестяными масками на лицах. Один из присутствующих, очень высокий и костлявый, воткнул в угли хворостину, по ней побежали тонкие язычки пламени, а на самом конце ее распустился алый и яркий цветок огня. Стало светлее, и теперь уже можно было рассмотреть всех присутствующих. Фигуры, их было 12, сидели кружком вокруг огня и производили какие-то странные телодвижения. Они были в белых штанах и рубахах, на правом плече у всех были заметны какие-то темные пятна, но что это, Ян мог различить только у одного, сидевшего в самом ярком потоке огня. На плече его виднелось изображение какого-то горбатого животного: не то вепря, не то зубра.