Печь была нетоплена и приятно холодила спину. А за окном бушевал май, исступленно гремели соловьи в парке, прекрасная музыка еле доносилась, и под этот ласковый аккомпанемент спал на диване полковой лекарь Штиппер.
И вдруг, когда все примолкли на мгновение (Биркендорф копался в памяти, чтобы отыскать анекдот позабористее), в комнату шариком вкатился румяный, со сладким личиком в курчавых бакенбардах поручик Лобковиц. Он хитро прищурился и бесцеремонно захохотал: «Видел, брат, видел, как тебе натянул сейчас нос этот «шпак».
Компания заинтересовалась:
— Что? Как? Когда? — послышались голоса.
Лобковец в ответ расположился поудобней и рассказал с многочисленными прибавлениями историю, которую мы уже знаем, не забыв прибавить «для остроты положения» несколько пикантных деталей. Компания хохотала.
Рингенау подняли на смех. Он стоял красный, а Лобковиц без конца смаковал создавшееся положение, делал из него десятки хитроумных выводов.
Рингенау молчал, а потом, побагровев еще больше, вдруг ляпнул: «Я убью эту скотину».
Компания еще пуще расхохоталась:
— Ого, да ты, Гай, кажется, довольно сильно увлечен этой девушкой, похожей на задорную молоденькую свинку — Ну, это ты перегибаешь. Она же хозяйка.
— Но она плюс к этому еще и славянка. Грязь тянет к грязи, Нису к этому «шпаку».
— Ты дурак, — назидательно сказал Биркендорф, — это наши друзья. Они не хамы, не холуи, многие из них больше эйзеландцы, чем мы. Наши враги — хамье и студенты.
— А Рингенау-то… Вот шутку учинил с ним этот беловолосый тип.
— Я убью его, — упрямо пробубнил Гай.
— Велика честь — убить этого «шпака».
— Господа, а ведь мы допускаем оскорбления от «штрюцков». А наш устав воинской чести…
Мориц Гартман ехидно процедил: «Я бы на месте Гая его наказал. А то уж это нагло — отбивать у нашего Ахилла такой кусочек», — и Мориц поцеловал кончики пальцев.
— Я убью его, — пробубнил Гай, и тут-то, наконец, на него соизволили обратить внимание. Все увидели, что Гай, пожалуй, действительно убьет этого парвеню, и значит, дело из шутки перерастает в серьезное. Этим делом и следовало заняться, благо было скучно и дуэль или избиение представлялось приятным разнообразием. Все зашумели, и через две-три минуты у всех, а особенно у Гая укрепилось желание наказать дерзкого наглеца. Но план еще не оформился. Первым подал голос Петер.
— Господа, а каким способом осуществим месть?
— Дуэль, дуэль! — прокричали два голоса.
— Хорошо. На чем?
Поднялась буря выкриков, из которых, наконец, выделился голос Горна.
Он, краснея, сказал:
— Пусть противная сторона выберет, а мы на своего Гая надеемся.