– Татьяна Михайловна, прошу вас… – тихо встал рядом с ней Александр, провел холеной рукой по плечу, – успокойтесь, пожалуйста. Мы же с вами обо всем договорились, что вы, право. Вареньке у вас лучше будет, мы же вместе так решили… Я буду приезжать каждый выходной… Возьмите себя в руки, Татьяна Михайловна.
– Да в какие руки, господь с тобой, милый… Я ж ее одна растила, без мужа, кровиночку мою, красавицу писаную… Если б знала, что с нею потом эти нелюди сотворят…
– Потом, Татьяна Михайловна, потом со слезами, пожалуйста. Тем более, сейчас придется Варю будить, ее врачу показать надо. Хотя… – быстро обернулся он к ней, обдав досадой сожаления, – очень уж будить жалко, честное слово… Она в последнее время вообще не спит. По крайней мере, последние сутки ни на минуту не заснула. Жалко будить, правда…
– Дайте мне пройти, Татьяна Михайловна, – сделала она решительный шаг вперед, и женщина послушно посторонилась, давая ей дорогу.
Варя лежала в комнате, в углу, на высокой старинной кровати с железными спинками. Похоже, комната в доме была всего одна, выходила двумя окнами на грустный палисадник. Низкий беленый потолок, убогая полированная стенка, диван с двумя креслами, телевизор на тумбочке. И – кровать. Откуда, с каких времен этот железный монстр здесь обосновался? Наверняка и сетка у нее старинная, панцирная, насквозь продавленная. Лучше бы уж на диван ее положили. Надо будет им сказать…
Подойдя, она села на стул возле кровати, всмотрелась в спящее лицо девушки. Нет, она ее и впрямь не помнила. Но ведь наверняка раньше пересекались – в школе хотя бы. Впрочем, для школьного времени шесть лет разницы – многовато, конечно. В том смысле, что девочкам-старшеклассницам все малявки на одно лицо кажутся. Никто ж не предполагает, что из какой-нибудь третьеклашки может впоследствии белая лебедь вылупиться. Теперь вот лежит перед ней эта лебедь, подстреленная.
Лицо у девушки Вари, белой лебеди, было и впрямь очень красивым, несмотря на разлившееся по нему болезненное страдание. Высокая линия лба, брови вразлет, прямой носик, нежный рисунок губ – черты лица, классические для русского типа красоты. И волосы, разметавшиеся по подушке – густые, мягкие, темно-русые у корней, более светлые к низу. В блондинку, наверное, раньше красилась.
Казалось, она совсем не дышит. Если сложить руки на груди – можно за покойницу принять. Лишь горестная складочка на переносице будто жила своей жизнью, источая отчаяние долгой бессонницы. Нет, нельзя ее будить. По всему видно – измучилась девочка. Пусть спит.