Так, впрочем, и поучилось – дважды ей судьба во время учебы шанс давала. Однако с первым ростком «серьезного, достойного, влюбленного» сразу как-то не задалось. Вроде и начиналось все красиво, а потом душа восстала – не хочу, и все! После первого же поцелуя и восстала. Ну, не насиловать же было себя, в самом деле…
А со вторым шансом… То бишь ростком… Наверное, в тот момент на почве ее судьбы засуха случилась. А жаль. Потому что парень для устройства счастливой семейной (а главное, вполне городской) жизни очень даже подходящий был. Серьезный пятикурсник из строительного, Глебом его звали. Имя-то какое состоятельное – Глеб! И на нее этот Глеб, помнится, тоже смотрел так, будто приценивался к счастливому семейному партнерству…
Однако все его мамаша испортила. Боже, как она тогда трепетно собиралась на смотрины к той мамаше! Оделась, как отличница – белый верх, черный низ, прическу строгую сделала, косметики – совсем чуть-чуть… Из кожи вон лезла, чтобы приятное впечатление произвести. И руки за столом-угощением все время тряслись – не дай бог приборы перепутать да плохие манеры выказать. Откуда им было взяться, манерам-то? Сроду они в своей семье с салфетками на коленях да с подтарельниками под тарелками за стол не садились… Сразу и оконфузилась с этим подтарельником, после супа в него второе блюдо накладывать начала…
А мамаша еще и вопросы прямо в лоб задавать принялась. Не дождалась, когда конфуз утрясется. Вроде и простые вопросы на первый взгляд, но с подтекстом.
– А ваши родители, Анечка, где живут?
– В Одинцово, это два часа на автобусе…
– Да-да, я это уже поняла. Я спрашиваю про условия проживания…
– А-а-а…У них частный дом.
– М-м-м!
Это мамашино «м-м-м» пропелось вполне на первый взгляд оптимистично. Она даже приободрилась чуть, похвалив себя за то, что удачно сделала акцент на слове «частный». Весьма прозвучало значительно.
– А мама ваша, Анечка, где работает?
– Она… На птицефабрике… Она ветлабораторией руководит!
– М-м-м…
На этот раз мычание прозвучало уже так себе, с ноткой задумчивости. Будто мамаша примерялась к ее торопливому «руководит». И впрямь, проговорила его, будто извинением за «птицефабрику» выстрелила.
– А папа? Где ваш папа работает?
– Папа… А папа, он… Он болеет сейчас…
– Да? Ой, как жаль… Ну ничего, не расстраивайтесь, Анечка. Все мы болеем, все выздоравливаем…Ну, а все-таки, где он работает?
– Он… Его на инвалидность перевели…
– М-м-м?
А вот это мамашино «м-м-м» прозвучало уже совсем кисло. Вроде как и приговором даже прозвучало.
– Мам, ну чего ты ей допрос учиняешь? – запоздало хватился Глеб, досадливо стрельнув на мать глазами. – Видишь, она и так не в своей тарелке…