«Закуток навроде беседки» оказался уютным вполне местечком, упрятанным меж стеной дома и зарослями черной смородины. Стол, накрытый чистой клеенкой, добротные скамеечки со спинками, на широкой самодельной полке – самовар с пузатым чайником наверху.
– Он что, настоящий? – удивленно дотронулся Александр до его медного бока.
– А какой же еще? Это наследство бабкино, к нему и сапог специальный прилагается, чтобы угольки раздувать! Где-то в сарайке брошен сапог-то…
– Посмотрите, Анечка, тут и клеймо есть! – махнул он рукой, приглашая ее полюбопытствовать, – тысяча восемьсот семидесятый год… Надо же, настоящий антиквариат… Занятно, весьма занятно!
Она грустно усмехнулась от этого его «занятно»… Ну да, что ж. Занятно, значит. Хорошее слово. Присев на скамейку, вяло кивнула головой, чувствуя, как химическая реакция в организме снова направилась делать свою тоскливую работу. Самовар – занятный. И она тоже – занятная. Так он про нее сказал в прошлый раз, уезжая, – занятная. Как самовар, стало быть.
– Ну, вы тут сидите пока, я сейчас… – заторопилась Татьяна Михайловна, польщенная интересом к бабкиному наследству, – и пороги принесу, и другое всякое угощение… – Ой! – вдруг встрепенулась она, оглянувшись, – у меня ж еще и наливочка есть! Может, и вишневой наливочкой угоститесь?
И опять они переглянулись, дружно пожав плечами и будто высматривая на лицах один у другого ответ на нехитрый вопрос. Не отводя от ее лица взгляда, Александр произнес тихо, почти заговорщицки:
– А и давайте, и угостимся… Да, Анечка? В огороде, под самоваром… И время пройдет, пока Варенька спит.
– Ага, ага… – быстро закивала головой Татьяна Михайловна, – пока вы тут сидите, я Вареньку в доме покараулю. Как проснется – дам знать. Сейчас я все принесу…
Бутылка с наливкой к восхищению Александра тоже оказалась почти антикварной. Не бутылка, а бутылища темного стекла с длинным горлышком, заткнутым самодельной бумажной пробкой-вертушкой. Взгромоздилась на столе, как реквизит из старого советского кинофильма про сельскую жизнь. Зато стаканы Татьяна Михайловна им принесла хрустальные. Обтерла любовно полотенцем, сторожко поставила на стол. Наверняка из буфета, из годами нетронутой «красоты» достала.
Ухватив бутылищу обеими руками, разлила наливку по стаканам.
– Ну, пробуйте…
Одновременно протянув руки, они подняли стаканы, снова переглянулись в нерешительности – вроде как сказать что-то надо… Да только – что? Не за здоровье же тост поднимать, в самом деле. Слишком уж неловко прозвучит, если за здоровье-то. И без тоста тоже нельзя, не на поминках…