— Хорошо, тётя Лена, — симптоматично (со времени их сближения впервые) оговорился Андрей и, в отличие от госпожи Караваевой, не заметив этой многозначительной оговорки, с детской непосредственностью продолжил: — Обалдеть можно, как хорошо! Ты у меня, Еленочка, знаешь — класс!
Стоит заметить, обращение к Елене Викторовне, после того, как они холодным январским утром на её даче проснулись в одной постели, составило для Андрея некоторую проблему. В самом деле: тётя Лена? — смешно! Елена Викторовна? — для других! Леночка или Алёнушка? — эти самые распространённые ласкательные имена у юноши выговаривались почему-то плохо, и до тех пор, пока случайно само собой не нашлось вдруг слово «Еленочка», он, обращаясь к возлюбленной, обходился преимущественно местоимениями. По счастью, имя «Еленочка» выговорилось у Андрея скоро — ещё на зимних каникулах, ещё в том, морозами и любовью их опалившем январе. «Еленочка» — а в совершенно уже интимном уединении: «Ёлочка». На что Елена Викторовна в свой черёд отвечала юноше «Тополёчком». Или — «Кедрёночком». Даже — случалось — «Заем». Впрочем — изредка. А в основном обходилась традиционным — «Андрюшенька».
— Всё просекаешь сходу! Не то, что некоторые. Ну, девчонки из нашей школы. Которые из себя воображают Бог знает кого. А ты, Еленочка, ты… вот только мама… и чего она так на тебя напустилась? Ни за что не подумал бы! Ну — когда сказал ей про тебя… вроде, нормальная — и вдруг!
Эти короткие «рубленые» фразы Андрей произносил спокойно, продолжая облизывать мороженое, что госпожу Караваеву, терзаемую неизвестностью и любовью, спровоцировало на резкость, которую, спохватившись через мгновение, она попыталась сгладить:
— А ты, Андрюшенька, чего же ещё хотел?! Когда ляпнул Людмиле о нашей связи? Она, видите ли, и так догадывалась? А ты, как примерный мальчик, маме, конечно, соврать не мог? И пусть бы себе — догадывалась… Андрюшенька, миленький, ой, прости! Это не ты, а я! Должна бы была подумать! Предупредить, сказать… и вообще — держать себя поосторожнее! Дура — и только! Ну, мой Николаша — ладно! Мои проблемы. Но подумать о Людмиле… нет! Конечно — не ты, а я! О Людмиле подумать была обязана! Ещё раз прости, Андрюшенька. Свою глупую, непутёвую Еленочку.
Юноша тем временем справился наконец-то с мороженым, достал из кармана чистый носовой платок, тщательно вытер губы и слегка запачкавшиеся кончики пальцев, — аккуратный мальчик! — на сей раз почему-то с неудовольствием отметила Елена Викторовна. Затем, на мгновение глянув глаза в глаза, ответил влюблённой женщине то ли с добродушной иронией взрослого, то ли с мальчишеским злым ехидством: