— Прощаю, Еленочка. А ты пообещай мне, что исправишься, что впредь станешь ответственнее? Заранее будешь думать — ну, обо всём важном?
— Обещаю, Андрюшенька!
Госпожа Караваева вдруг почувствовала, что попытка Андрея сыграть в самоуверенного мужчину-повелителя может облегчить ей решение непростой задачи: уговорить юного любовника сделать решительный, бескомпромиссный шаг.
— С сегодняшнего дня! С этого вот момента! Становлюсь жутко ответственной! И умной… умной, как я не знаю кто! Пойдём, Андрюшенька?
— Куда?
— Сначала — к церкви. Надо убрать машину. А то на Спартаковской всё забито, и я припарковалась прямо напротив входа — ну, там, где священники.
— Во даёшь, Еленочка! Захочешь — уговоришь любого! Самого Господа Бога! — Впервые эмоционально — с оттенком лёгкого восхищения — среагировал Андрей. — А после?
— После, Андрюша?.. — как ни боялась Елена Викторовна переходить к серьёзному (судьбоносному!) разговору, но дольше оттягивать было невозможно, — ты, наверно, уже догадался? Ну, когда я по телефону попросила тебя прийти? Что твоя мама… нет! Ты только не подумай! На Людмилу я не держу никакого зла. Но… я ведь тоже не виновата! А ты — тем более! Что же сделаешь — если у нас любовь! Или, Андрюшенька… нет? Только честно… ты меня любишь? правда?.. всё ещё?.. или?.. — запинаясь и трепеща, переспросила женщина.
— Конечно, Еленочка! Очень! Что бы ни говорила мама — люблю и буду тебя любить!
Будто бы по-мужски, но с заметным налётом юношеского бунтарства самоутвердился Андрей.
«На Людмилиных, так сказать, костях, — не без злорадства, внутренне просияв, отметила госпожа Караваева. — А не спросить ли прямо?.. нет… не сейчас… позднее», — не совсем ещё преодолённая робость удержала Елену Викторовну от решительного поворота в их разговоре, и, наклонившись к юноше, она лишь прошептала ему на ухо:
— И я, Андрюшенька — очень! Люблю и буду тебя любить. До тех пор — пока не разлюбишь ты. И даже — дольше. До старости. До могилы. Но ты, Андрюшенька, не беспокойся — я понимаю. Ну, что мы — не ровня. И как только ты влюбишься в какую-нибудь молоденькую девчонку — сразу же отойду. Буду издали — со стороны. Тебя продолжать любить. Ни чуточки вам не мешая.
— Еленочка, брось, — вяловато, ибо не в первый раз, Андрей отстранил доводы своей комплексующей любовницы, — ты же выглядишь — девчонки завидуют. Как сейчас говорят — отдыхают… И я, Еленочка — тоже. Только тебя одну. Люблю и буду любить всегда.
— Андрюшенька, родненький, не зарекайся! Всегда — не бывает…
Обмен этими, в их разговорах едва ли не дежурными клятвами происходил на коротенькой липовой аллейке — на пути к Елоховской церкви. И когда они огибали сзади чуть ли не в небеса вознесённый памятник, и Елена Викторовна совсем уже было раскрыла рот, чтобы наконец-то заговорить о главном, как неожиданная — вразрез со всем предыдущим разговором — реплика Андрея сбила с толку госпожу Караваеву.