Борясь с этим невообразимым кошмаром, Мария Сергеевна плакал и молилась, молилась и плакала — увы. Не помогали ни слёзы, ни святые слова молитв: бесовский соблазн разросся до того, что казалось, тело вот-вот содрогнётся от множественных неукротимых оргазмов — как в приснившемся накануне безбожном сне.
Будь Мария Сергеевна католичкой, она бы сейчас сорвала с себя всю одежду, и в кровь исхлестала плёткой своё греховное тело. А поскольку у православных такой способ укрощения плоти не поощряется и, соответственно, плётки у Марии Сергеевны не водилось, то измученная Лукавым женщина нашла, как ей показалось, удачный выход: принесла из кухни килограммовый пакет гороха, рассыпала его на полу перед иконой Владычицы, подобрала подол длинного платья и голыми коленками опустилась на это импровизированное подобие иппликатора доктора Кузнецова. Поёрзала, устраиваясь «поудобнее» — конечно, вдавившиеся в тело горошины создавали некоторую ломоту в коленных чашечках, но боли, на которую рассчитывала женщина, поначалу не было. Правда, к большому облегчению Марии Сергеевны, неудобство и напряжение от стояния на чём-то мелком, катающемся начали сразу же, едва она прибегла к этому, вовремя найденному ею «транквилизатору», отвлекать её от посланного Врагом соблазна. А постепенно и боль пришла — исподволь, незаметно. То, что вначале ощущалось лёгкой ломотой и слабым покалыванием, стало усиливаться с каждой минутой, и в какой-то момент женщина поняла: ей больно. Хочется встать, помассировать ноющие колени, пройтись по комнате — конечно, Мария Сергеевна этого не сделала: напротив, чувствуя, как с увеличивающейся болью ослабевает бесовский соблазн, впала в восторженно молитвенное состояние — слава Владычице! Дева Мария её избавила!
Минут через пятнадцать боль сделалась достаточно сильной — в коленях свербело, простреливало, ломило — женщина уже не без труда справлялась с нею; зато, уступив телесному страданию, рассеялся ядовитый соблазн. А ещё через пятнадцать минут, побеждённая, отступила боль — нет, она не исчезла, но будто бы отстранилась: колени потеряли чувствительность, а мучительная ломота преобразилась в приятное онемение — Мария Сергеевна возликовала: Христе Боже Светлый! Тебе и Твоей Пречистой Матери слава! Отныне, присно и во веки веков!
Разумеется, исполнившееся восторгом сердце смешало все мысли и все слова: женщина уже не молилась — в строгом смысле этого слова — но возносилась. Воспаряла душой над нашей земной юдолью.
Выйдя из глубокого транса, Мария Сергеевна стряхнула многочисленные горошины, прилипшие к коже голеней и коленей, чистой щёточкой и мучным совком собрала в кастрюлю недорогой продукт (выбрасывать съестное — грех), тщательно его промыла и замочила на ночь — имея ввиду два ближайших дня питаться этой (традиционной в России) бобовой культурой. Тем более, что завтра среда — стало быть, пост, стало быть, у отца Никодима не будет завтра никакого повода упрекнуть её в грехе гордыни: она, что называется, в своём праве.