― Я расскажу вам, что за шутка: предполагаемый святой отец привязался к убийце, надеясь спасти его от гнева Господа Всемогущего и заслужить себе место на небесах. Отец Нунан хотел быть здесь в самом конце, держа в одной ладони мою руку, а в другой Библию, пока я испускаю свой последний вздох. Он надеялся прославиться за мой счет. Теперь он узнал правду. Он тратил свое время.
― Тогда я больше не буду тратить свое.
― А я все гадал, когда до вас наконец дойдет. Я передал охране на воротах, что больше не желаю вас видеть.
― И все же вы тут. Я подумал, что вы захотите прочитать это.
Он передал Уиклоу конверт.
― Что это?
― Ваш некролог.
Впервые Брэдшоу увидел неуверенность на лице Уиклоу. На самом деле он выглядел потрясенным.
― Мой...
― Некролог, ― повторил Брэдшоу. Это слово он произнес медленно.
Уиклоу посмотрел на конверт, потом снова на Брэдшоу, который взирал на него со спокойствием. Убийца детей открыл конверт и вытащил страницы, написанные Томом.
― Где вы это достали?
― Мой друг журналист крайне заинтересовался, когда я рассказал ему, что я выслушал вашу историю.
― Журналистам нельзя иметь доступа к моим мемуарам, ― напомнил ему Уиклоу.
― Не напрямую, но, если кто-то прослушает вашу книгу, а затем сольет информацию журналисту, ну, с этим ничего нельзя поделать, особенно, если вы мертвы и все такое.
― Что вы сказали?
― Я говорю, что мой друг уже осведомлен об информации, которой нет у других журналистов, что значит, что он идеальный кандидат для написания некролога о детском убийце Эдриане Уиклоу. Он напишет такой сногсшибательный некролог, что его захочет напечатать каждая газета в стране.
― Они могут писать, что хотят. Они никогда меня не понимали. Вы думаете, мне есть дело до того, что они скажут обо мне, когда я умру?
― Да, ― ответил Брэдшоу. ― Думаю, вам будет дело.
Его слова были произнесены с такой уверенностью, что Уиклоу принялся читать текст.
Бежали секунды. Брэдшоу наблюдал, как Уиклоу молча читает статью Тома. В комнате повисла такая тишина, что Брэдшоу слышал, как за окном щебечут птицы. Дочитав до середины страницы, Уиклоу вспылил.
― Что, черт побери, это такое?
― Я же сказал вам, Уиклоу, это ваш некролог, повествование о вашей жизни, которое опубликует каждая газета, когда вас положат в землю. Я собираюсь лично присутствовать.
― Они не могут... вы не можете... это не правда... я никогда... не делал такого... вы должны сказать вашему другу. Он не может написать обо мне такого.
Он ткнул в газету пальцем.
Пока Брэдшоу наблюдал, Эдриан Уиклоу становился все более и более расстроенным словами, которые теперь буквально пожирал глазами. Брэдшоу же сам испытывал неожиданное внутреннее спокойствие.