— Кончай, ты меня в ужас приводишь.
— Я всего-навсего хочу сказать, что было бы замечательно опять сравняться. Я люблю равенство, ничейный счет.
— Вот потому-то ты и оказался здесь, что свихнулся на равенстве. Нигде нет равенства. Мир по этой части несправедливо устроен.
Заключенному Z это совсем не нравится. Ни отклик охранника, ни то, в каком ключе он вообще сегодня разговаривает.
— Ты что-то расфилософствовался, — говорит заключенный Z. — На свой, на дурацкий лад, конечно. И не уверяй меня, что я фантазирую. Ты здесь впадаешь в задумчивость, только когда дела совсем плохи.
Реакция охранника для заключенного Z ошеломительна. Он любопытствовал, но не ожидал, что попадет в самую точку.
Охранник так сильно бледнеет, что заключенный Z думает: если кто-то вдруг тут появится, ему непросто будет понять, кто из двоих последним видел свет дня.
Охранник лезет в сумку и достает письмо заключенного Z. Он кладет письмо на доску между ними.
— Я хотел тебе одну вещь сказать, — говорит охранник. — Тут произошло кое-что.
— С моим делом? С этим надругательством над правосудием?
— Отчасти, — говорит охранник. — Это касается Генерала.
— Он что, наконец ответил на одно из моих писем? Ты потому мне это письмо возвращаешь?
— Он мертв, — говорит охранник. — Умер.
— Кто умер? — переспрашивает заключенный Z ничего не выражающим тоном.
— Генерал.
— Это было бы что-то с чем-то. — Заключенный Z опять зажмуривается, пытаясь представить это себе.
— Это и есть что-то с чем-то. Это произошло.
— Скажи мне тогда — кто из его бесчисленных врагов наконец расколошматил пулей его большую жирную башку? Кто убийца — наш человек или импортный? Араб или еврей? Не могу предположить.
— Не убит, просто умер, — говорит охранник. — Я правду говорю. Он скончался в воскресенье.
Заключенный Z смотрит на охранника пустым взглядом.
— В это воскресенье?
— В прошлое. Я неделю набирался храбрости, чтобы тебе сказать.
Заключенному Z нужно крепко это обдумать. Что же получается? Получается, что Генерала — человека, который запер его здесь и обнулил, единственного, кто мог вернуть ему существование и свободу, — больше нет.
— Я не верю тебе, — говорит заключенный Z, потому что не хочет верить.
Охранник молчит, и это вполне себе ответ.
— Тогда отчего он умер, если не убит?
— Отчего формально?
— Почему «формально»?
— Он умер от осложнений после инсульта.
— У него был инсульт? Почему ты мне не сказал, что у единственного, кто знал, что я здесь, был инсульт?
— Вот я сейчас тебе говорю.
— А когда этот инсульт случился?
— Раньше.
— Объясни толком. Это было в газетах? Обычные люди знали? Или твоя мать сообщила тебе это в интимной беседе в постели?