— Да пошел ты… — говорит охранник. — Да, про инсульт было в газетах.
— Черт, — говорит заключенный Z. — Черт, черт. — Затем, прочувствованно глядя охраннику в глаза своими, полными слез: — Когда?
— Что когда? В газетах?
— Инсульт. Когда был инсульт?
Охранник встает и, очень похоже на заключенного Z, начинает нервно расхаживать по камере. Когда наконец останавливается, его глаза опущены к носку ботинка, которым он скребет по несуществующему пятнышку на полу.
Заключенный Z никогда его таким не видел. Совершенно новое поведение, какого он ни разу не фиксировал за все годы.
Заключенный Z спрашивает еще раз:
— Когда у него случился этот инсульт?
Охранник собирается с духом. Во взгляде, которым он смотрит на заключенного, — подлинная любовь. Он правда, по-честному всего лишь оберегал его.
— В две тысячи пятом. Кажется, в конце декабря. А второй, крупный — уже в две тысячи шестом. Один чуть раньше, другой чуть позже Сильвестрова дня.
— Что?
— Восемь лет назад. Крупный — сразу после Нового года.
— Не понимаю.
— Так я и знал, что ты с ходу не поймешь.
— В смысле — ты меня разыгрываешь, — говорит заключенный Z. — Это не может быть так.
— Генерал был в коме.
— Живой, но в коме?
— Типа того.
— Что типа? Типа в коме?
— Типа живой. С две тысячи шестого.
— И ты мне не говорил.
— Не хотел тебя огорчать.
— У единственного человека вне этой тюрьмы, который знал, что я здесь заперт, был инсульт. У единственного, кто мог распорядиться моей судьбой — дать мне свободу, — был инсульт, и ты девять лет ничего мне не говорил?
— Восемь.
— Что?
— Восемь лет.
— Черт! Как ты мог это от меня скрыть?
— Мы с мамой. Даже скорее она. Мама молится. И она думала, что у него все небезнадежно. И у тебя.
— Да объясни же толком!
— Я хочу сказать, что мы надеялись, мы оба, и, если уж говорить, то все надеялись, весь народ! Что когда-нибудь Генерал… что когда-нибудь он возьмет и проснется.
Джошуа сидит в комнате с огромным окном, выходящим на озеро. Он постукивает ногой и трет сонные глаза.
Открывается дверь, ведущая на кухню, и появляется паренек с двумя чашками кофе на подносе. Он торопливо ставит их на стол и торопливо уходит. Не успела кухонная дверь закрыться за ним, как в проеме главного входа показывается Зандер; его шелковая жилетка расстегнута, и, что еще более удивительно, расстегнута и крахмальная рубашка под ней.
Джошуа видит, какой у Зандера загорелый и волосатый живот. Он поворачивается к стеклянной стене, через которую всякий, у кого есть бинокль, может засечь этот непорядок в одежде.
Зандер, проследив за взглядом Джошуа, кажется, понимает, из-за чего он обеспокоился, понимает — и ему все равно.