Мы понимали, что вот-вот все потеряем.
Тонкая грань, разделявшая нас, разлетелась вдребезги.
И когда разум Пэллора слился с моим, я все сразу же понял.
Последний мучительный спазм сотряс тело Пэллора, и он наконец получил избавление от страданий. Яркое пламя вырвалось из его пасти.
Нас отбросило назад от мощного толчка.
Меня переполняли эмоции Пэллора, его восторг, страх и легкое ощущение боли. Я впитывал их в себя как губка. Никогда раньше я не испытывал ничего подобного. Я купался в ощущении могущества и силы, которое разделил с Пэллором в момент возгорания его боевого пламени. Мне казалось, что весь мир у наших ног.
«И содрогнулся мир, увидев, как рождаются они из пламени».
В последний момент мне удалось вырваться из этого экстаза, натянуть поводья и приказать ему не стрелять. Но уже ничего нельзя было исправить. Пэллор уже выстрелил, а Энни и Аэла, мчавшиеся на нас, оказались совсем близко.
Пламя окутало их.
Аэлла замерла, колотя крыльями воздух, а Энни застыла в седле. Ее доспехи почернели. От ее расплавившегося огнеупорного костюма струился густой дым.
Такого сильного залпа боевого огня вполне было достаточно, чтобы убить наездника. В таком случае не помогут ни доспехи, ни огнеупорный костюм.
От ужаса мне стало нехорошо.
– Энни! – крикнул я.
Эйфория от нашего всплеска эмоций быстро таяла. Пэллор по-прежнему был со мной, но его восторг утих, и теперь он стал ощущать мой парализующий ужас.
Аэла покачнулась под порывом ветра, и голова Энни бессильно свесилась набок.
Я из последних сил заставил себя думать. «Аэла. Взгляни на Аэлу».
Зрачки Аэлы по-прежнему были расширены, она хрипела от боли и ужаса. Так ведут себя драконы, чувствуя страдания своего наездника. А значит, наездник еще способен испытывать страдания.
Значит, Энни жива. Без сознания, но жива.
Меня охватило облегчение.
– Энни, очнись! Тебе надо открыть клапаны с охлаждающей жидкостью!
Но она не откликалась.
«Хорошо, тогда нам поскорее надо спуститься вниз», – подумал я и уже собрался направить Пэллора вниз.
Однако Аэла не последовала за нами, и, обернувшись, я увидел, что ее тоже сотрясают конвульсии. С ней происходило то же, что и с Пэллором.
Конечно. Если у одного из драконов во флоте загорается боевое пламя, это тут же передается по цепочке. И Аэла следующая.
Я по-прежнему ощущал Пэллора, как самого себя, и потому сразу почувствовал, как он воспринял перемены, происходившие с Аэлой. Словно взглянул на нее по-новому.
А затем, возможно, под влиянием Пэллора, я вдруг понял, что конвульсии и рвотные позывы Аэлы не только пугают и ее, и Пэллора, но и причиняют ей страдания. И тут я вспомнил, что в момент возгорания пламени самки драконов могут испытывать сильную боль.