Аэла жалобно заскулила, но, к моему удивлению, перестала взбрыкивать.
Дрожащей рукой я принялся открывать клапаны на огнеупорном костюме Энни. Она по-прежнему не шевелилась, обмякнув в моих объятиях, но я почувствовал, как жар, исходивший от нее, начинает спадать, когда охлаждающая жидкость хлынула на ее кожу. Другой рукой я поглаживал шею Аэлы, вздрагивавшую от боли.
– Все скоро закончится, Аэла, потерпи…
Я подумал о Пэллоре, о его настойчивом стремлении соединиться со мной в этот момент, чтобы обрести освобождение.
Ей была необходима Энни, но Энни ничем не могла ей сейчас помочь.
– Энни, ты должна очнуться…
Но это означало испытать страшную боль. Я открывал клапаны у нее на бедрах, на икрах, на лодыжках. До меня донесся запах обгоревшей кожи и волос. Я с ужасом увидел, что ее коса исчезла, превратившись в пучок обуглившихся прядей, торчавших из-под ее шлема.
И все это сделал я. С Энни, с моей Энни…
И, совершая это, я наслаждался переполнявшей меня эйфорией…
– Прости меня. Мне так жаль…
Я задыхался от слез, мир вокруг расплывался.
И Энни вдруг слабо шевельнулась в моих объятиях и застонала. Аэла почувствовала, что ее наездница пришла в себя, и закричала. В ее крике было нечто настолько личное, что у меня волосы встали дыбом на затылке: я сейчас был здесь совершенно лишним.
– Аэла, – с любовью произнесла Энни, превозмогая боль.
И этого оказалось достаточно. Аэла вздрогнула в последний раз, а в небо вырвался залп пламени.
* * *
Когда мы спустились ниже, до меня донесся оглушительный рев с трибун арены. Я даже не понял сразу, что происходит. А затем вспомнил: Каллиполис обрел боевое пламя.
И Первого Наездника.
Необходимо заново провести турнир, сказал я себе. Я отчаянно ухватился за эту мысль, понимая, что моя победа казалась мне не совсем честной. Они должны дать нам возможность переиграть.
Я по-прежнему сидел верхом на Аэле, и хотя даже не попытался взять поводья, Пэллор принял решение за меня и полетел перед нами, а она безропотно последовала за ним. Энни вновь потеряла сознание и обмякла в моих руках.
Шквал аплодисментов не стихал, когда мы опустились в Орлиное Гнезло. И только теперь все поняли, что произошло что-то страшное. Я выпрыгнул из седла чужого дракона, срезал ремни с ног Энни и снял ее со спины Аэлы. К нам спешили врачи, я взял Энни на руки и, подойдя к ним, осторожно положил ее на носилки. Мы сняли с нее шлем, и я увидел, что ее глаза закрыты, а остатки волос покрывала охлаждающая жидкость.
– Ли, все в порядке, с ней все будет в порядке…
По поведению окружающих я понял, что потерял остатки самообладания.