Но Кристиан не улыбается.
– Ты говоришь как напуганная сестра.
Я плюхаюсь на стул.
– Что мне делать?
Он подходит к окну и задумчиво смотрит на улицу.
– Тут мало что можно сделать. Только…
Я жду, когда он закончит фразу. Но он и не думает продолжать.
– Только что?
– Только если ты не решишь заявить в полицию.
– На нее?
– На него. Из-за пожара. Ты могла бы дать им наводку, где Джеффри работает.
Я ошеломленно смотрю на Кристиана.
– Да, его арестуют, но зато разлучат с ней. И тогда Джеффри будет в безопасности, – объясняет он.
– В безопасности?
– Ну, в большей безопасности, чем сейчас. К тому же его вернут в Джексон. Но на какое-то время упекут в колонию для несовершеннолетних. Зато у Джеффри появится время подумать о жизни.
– Я не смогу так поступить с ним, – через минуту говорю я.
Не смогу предать его. Потому что он точно возненавидит меня до конца жизни.
– Я не смогу, – повторяю я.
– Знаю, – отвечает Кристиан. – Но не мог не предложить тебе этот вариант.
Джеффри больше мне не звонит. Да и разве можно было ожидать иного? Я подумывала вернуться в пиццерию и извиниться перед ним, но что-то подсказывает мне (а точнее, подсказывает Кристиан), что от этого станет только хуже.
– Пусть он остынет, – советует Кристиан. – Да и ты сама остынешь.
Кстати, мы с Кристианом каким-то чудесным образом возвращаемся к нормальным отношениям, вновь обсуждаем серьезные темы за чашкой кофе, гоняемся друг за другом на пробежках, смеемся и толкаемся во время уроков фехтования, в общем, ведем себя так, как до злополучного вечера. Ну, по большей части. Потому что каждый раз, когда мы прощаемся, я понимаю, что Кристиан вновь хочет позвать меня на свидание. Попробовать еще раз. Поухаживать за мной. Потому что считает, что это часть его предназначения.
Но в этот раз он решил дождаться первого шага от меня. Так что сейчас мяч на моей половине поля. Вот только я не знаю, что с ним делать.
Незаметно проносится март, и наступает окончание зимней четверти. За несколько дней до начала весенних каникул я сижу на экзамене по литературе, и мне на телефон приходит сообщение: «Отошли воды. НЕ ВЗДУМАЙ появиться в больнице. Я позвоню позже».
А значит, у Анджелы начались схватки.
Стоит ли говорить, что мне с трудом удается сосредоточиться на тексте. Я все время вспоминаю выражение лица подруги, когда она сказала: «Я не знаю, как быть матерью». Или как потух блеск ее глазах, когда Пен исчез, оставив ее стоять во дворе. Во время наших последних разговоров голос Анджелы звучал не свирепо и воинственно, а безжизненно, но она всегда уверяла, что у нее все в порядке, а затем делилась маленькими подробностями своей подготовки к рождению ребенка: что прошла курсы для будущих мам, купила детскую кроватку и запаслась подгузниками. Думаю, она считает, что ее жизнь разрушена. Предназначение провалено, и больше ничего не имеет значения. Все потеряно.