Кольцов наскоро оделся, сел на кровать, поближе к столу.
— Юра, ты уже уходишь? Не отпущу. Подожди… Мы же вчера хотели серьезно поговорить.
Голос был глубокий, низкий.
— Вика, я постараюсь вечером вернуться, — сказал он. — Тогда поболтаем.
Наверное, она поняла, что это вранье. Кольцов вытащил бумажник и пересчитал деньги, кажется, вчерашним вечером их было больше, но кое-что еще осталось — и ладно. Он заткнул в бумажник несколько купюр, остальное положил на подоконник, у стопки журналов «Работница».
— Спасибо, — сказала женщина. — А то с деньгами совсем туго…
Он встал, открыл форточку, снова присел на кровать, вытащил сигарету из бумажной пачки, закурил. Женщина заворочалась, придвинулась ближе, ухватила его за талию, сплела руки.
— У нас что-нибудь осталось? — женщина продолжала держать его за талию. — По глоточку?
— Почти целая бутылка. Но я не буду.
Он докурил, расплел женские руки, поднялся, вышел в коридор, узкий и темный, включил свет. На полу возле вешалки лежал мужчина лет сорока пяти, грузный, высокий, в трусах и майке, он внимательно посмотрел на Кольцова снизу вверх и протянул ему руку, чтобы помог подняться. Кольцов переступил через человека, прошел в ванну, быстро умылся, вышел обратно, хотел снять с вешалки короткое пальто и кепку шестиклинку, но мешал человек, сидевший на полу, привалившийся спиной к стене. С неожиданным проворством он встал.
— Я Артем, Викин муж, — сказал мужчина.
— Знаю я, кто ты, — ответил Кольцов. — Не впервой встречаемся. А теперь отвянь.
— С хорошим человеком можно еще раз познакомиться. Ты ходишь к нам, как к себе домой, будто Вика — шлюха с вокзала. А меня вообще… в природе не существует. Запомни: я тебя прирежу, если появишься еще хоть раз. Кишки на хрен выпущу. Но сначала, пока ты живой, ложкой глаза выну. Я, мать твою, кадровый офицер, в ВДВ отбомбил почти десять лет. Как-нибудь с таким хлюстом справлюсь. Думаешь, я лох?
Мужчина был почти на полголовы выше Кольцова и вдвое толще. Он навалился большой бабьей грудью, одной рукой вцепился в горло, прижал к стене, другой рукой, похожей на совковую лопату, зажал рот и нос, попытался провести болевой прием, но Кольцов перехватил инициативу. Открытой ладонью съездил Артема в подбородок, завладел его правой рукой, крутанул ее по часовой стрелке, дернул запястье на себя и вверх. Согнув корпус, перебросил противника через бедро.
Падая, тот закричал от боли, ухватился за вешалку, сорвал ее со стены, опрокинул галошницу и тяжело рухнул на пол. Кажется, стены задрожали, под потолком дрогнула и на секунду погасла лампочка на коротком шнуре, Артем ухватился за галошницу, из ее необъятного нутра вывалил на себя целую гору сношенных опорок, и снова оказался на том месте, с которого поднялся.