Теперь проклятый турнюр взял власть над своей хозяйкой, заставляя ее следовать за ним, словно насаженная на крючок наживка за поплавком. Фанни плыла филеями кверху, судорожно высовывая голову на поверхность, чтобы глотнуть воздуха. Единственное ее спасение теперь состояло в том, чтобы одолеть строптивый пробковый зад и доплыть до одного из двух портомойных плотов, темневших у правого берега. Отчаянно загребая воду руками — ноги, словно саваном, были опутаны мокрыми юбками, — Фанни устремилась к плотам, но ее стремления никак не отражались на результатах — плоты, кажется, проносило мимо. Хватив воздуха, она судорожно стала передергивать юбки вместе с турнюром на живот, что ей в конце концов удалось.
Теперь можно было плыть на спине, придерживаясь за турнюр, как за поплавок. Фанни бросила взгляд на берег и поняла, что опоздала — ее пронесло мимо плотов и теперь неудержимо тащило мимо старой насосной станции, называвшейся женевцами просто «Машиной», прямо на плотину под деревянный мостик, соединявший станцию с правым берегом. Она хрипло взвыла и отчаянно замолотила руками и ногами, но было поздно: ее навалило на склизкие бревна и стало засасывать вниз. Ломая ногти о мокрую древесину, она попыталась выбраться на верх плотины, но вода подхватила ее за пробковый турнюр, перевалила через бревна и сбросила вниз, в пену, весело искрившуюся в свете горевшего на мостике газового фонаря.
Фанни в ужасе зажмурила глаза. Ее несколько раз перевернуло кверху тормашками, стукнуло головой о дно и выбросило на поверхность. «Все, — подумала она, крепко прижимая к себе пробкового друга. — Я сейчас утону и не смогу спасти Артемия Ивановича от гибели».
Артемий Иванович всегда побаивался воды, потому и турнюр советовал ей набивать пробкой. Ах, какой прелестной прогулкой была их поездка на пароходике в другой конец лимана в Шильонский замок. Артемий Иванович очень тогда разочаровался подземельями, в которых был заключен Бонивар. «Да у меня в Петропавловской крепости каземат куда страшнее был!» — говорил он. Зато он навсегда покорил ее трепетное еврейское сердце, когда, после рассказа служителя об одной из герцогинь Савойских, что сбежала от мужа через окно к своему возлюбленному, ждавшему ее внизу в лодке, спросил, деловито глянув вниз: «А ты бы, Фанни, сиганула бы ко мне из этого окна, если бы я на лодке приплыл за тобой к замку?» «Сиганула бы, Артемий Иванович», — сказала она тогда, замирая и с надеждой ощупывая свой новый турнюр. «Ну и дура. Сама бы разбилась, и в лодке дыру сделала, и я бы утоп. Пошли лучше пиво пить».