Самая простая вещь на свете (Ершова) - страница 100
— А теперь иди! — приказала Ада Карловна, покончив с заклинанием.
— Куда? — не поняла Рая.
— На улицу и жди, пока она придет.
— А она вообще жива?
— Ну, говорю же тебе, придет, значит, жива.
— Ой, спасибо, спасибо вам… — Рая выскочила из кабинета и полетела по коридору, не побежала, а именно полетела — свободная и легкая, как птица.
На душе у нее было светло. Оказавшись на улице, она остановилась на круглых ступенечках и сразу увидела, как по дорожке в обнимку двигаются Люда со своим слепцом.
И в сердце у Раи полыхнула бешеная радость.
«Жива! Жива! Не взяла греха на душу!» — Окрыленная, она понеслась обратно, ей хотелось плакать и благодарить всемогущую Аду Карловну.
Со словами: «Господи, счастье-то какое!» — она ворвалась в массажный кабинет, но старухи нигде не было, она исчезла так же загадочно, как появилась.
— А как же массаж?.. — пробормотала Рая.
Ей хотелось кружиться и петь.
Она даже сделала несколько скачков по комнате, когда вдруг из конца коридора послышался привычный звук.
«Тук» — услышала она стук Валериной палочки: «тук» — отозвалось у нее в груди каким-то темным, нехорошим эхом.
«Тук-тук…» — Рая насторожилась.
Стук Валериной палочки раздавался все ближе и ближе, и по мере его приближения Рая переставала кружиться.
Легкость, которая осенила ее душу, стала куда-то вымещаться, и Рая почувствовала, как в ее груди корявым, уродливым грибом опять разрастаются все те же чувства: любовь — сильная, как ненависть, и ненависть — страстная, как любовь.
Любонька моя
Любасик сидела на стуле ровно, робко сжав колени. Она даже не решалась положить ногу на ногу, как поступала обычно в присутствии мужчин, когда хотела выставить напоказ сильные, плотные ноги. Тогда короткая юбка слегка приподнималась, и становились видны кружевные резинки от чулок. Но здесь было совсем другое дело. Напротив нее сидел человек лет пятидесяти с серьезным, можно даже сказать, сердитым лицом, и смотрел на Любасика строго, как смотрит учитель на провинившегося ученика. Любасик робела и ерзала на стуле, не зная, куда себя деть.
«На кой черт я согласилась идти к этому психотерапевту? — с досадой думала она, глядя куда-то под стол. — Вечно эта Верка чего-нибудь придумает, а я, как дура, соглашаюсь». Ей захотелось подняться и убежать, просто так, без всяких объяснений, выскочить за дверь, и все. И когда она уже совсем было решилась осуществить этот маневр, вдруг послышался мягкий, как пух, голос Евгения Марковича (так звали психотерапевта):
— Вы, Любовь Семеновна, расслабьтесь и не волнуйтесь. Чаю хотите?
От этого удивительного голоса Любасик мгновенно оттаяла, напряжение спало, и, решительно закинув ногу на ногу, она ответила: