Все свое детство и юность Валера провел в казарме, в двадцать лет он был совершенно не искушен в вопросах любви, поэтому первый же поцелуй, которым Наташенька одарила его походя, сделал из Валеры абсолютного безумца.
Он стал преследовать предмет своей страсти денно и нощно, на что Наташенька реагировала неоднозначно: она то допускала Валеру до себя, и всякий раз в момент близости была образцом нежности и страсти, то вдруг исчезала из его жизни, и он начинал метаться, как дикий зверь, совершенно изнемогая от ревности.
Товарищи по службе пытались образумить Валеру, мягко намекая на то, что эта женщина является чем-то вроде общественного достояния. Валера не верил никому, он верил Наташеньке, которая шептала мягкими губками:
— Ну что ты слушаешь, дурачок, они же завидуют.
И Валера не слушал.
Их отношения уже длились больше полугода. Все это время Валера преследовал ускользающее от него счастье с неподражаемым упорством. Он клялся в любви, грозился, даже пробовал применять силу, что всякий раз приводило Наташеньку в чувственный экстаз.
Наконец, исчерпав все аргументы и ничего не добившись, Валера нарвал в сквере сирени и заявился к ней с предложением руки и сердца.
И здесь, надо отдать должное, Наташенька проявила редкое благородство. Она окинула печальным взором благоухающую чувственным ароматом сирень и произнесла даже с некоторым глубокомыслием:
— Ты что, дурак, что ли? Разве на таких, как я, женятся?
Валера не внял благоразумному наставлению невесты, и свадьба состоялась ровно через два месяца.
На свадьбе гулял весь военный городок, и собравшиеся так и не смогли решить, кто из двоих красивее — жених или невеста. В самом деле, Валера в черном гражданском костюме, высокий, сильный, с открытым волевым лицом, ничуть не уступал в красоте своей новоиспеченной супруге.
Свадьба была последним счастливым днем в Валериной жизни, а потом начался длинный мучительный путь к катастрофе, которая перевернула все вверх дном.
Выйдя замуж за Валеру, Наташенька не пожелала менять ровным счетом ничего. Она продолжала вести образ жизни похотливой самки, нисколько не таясь от мужа. На все Валерины замечания ответ был один:
— Я тебя предупреждала.
Валера бился в тесных сетях собственной страсти, как пойманный сом.
Все происходящее с ним было настолько абсурдно, что он постепенно перестал ассоциировать себя с человеком, пребывающим в этой дикой ситуации.
Ему казалось, что он — посторонний наблюдатель, с ужасом глядящий на невероятное развитие событий. Это мучительное раздвоение личности удавалось привести в некоторое равновесие с помощью известного русского средства.