И этот грохот будто привел всех в движение.
Или не столько осколки на полу и испорченные вкусности, сколько резкий, но вместе с тем холодный голос Карата, который рявкнул так, что я клацнула зубами:
— Соберитесь все! Что вы здесь устроили? Не ведите себя так, словно уже похоронили своих братьев и детей! Они сделают то, что должны ради семьи и скоро вернутся!
Это было сродни тому, что получить обухом по голове или свалится в прорубь с ледяной водой, получив сверху льдиной!
И все таки именно этот мужчина пугал меня больше всех здесь присутствующих.
Но не тем, что был из рода Кадьяков, да еще и чистокровным, просто в его колючих глазах было что-то такое темное, запредельное и загадочное, что невозможно было не заметить.
Глядя в них я словно на миг терялась в жутком темном лесу — вековом, дремучем, где за каждым темным стволом прячутся хищники такие древние и страшные, что о них лучше даже не думать, а под ногами. тонущими в мягком одеяле мха, вьются кольца сотен змей.
Лучше не ходить в этот лес!
Даже не смотреть в его сторону, что я старательно делала, отводя свой взгляд поспешно и судорожно каждый раз, когда Карат переводил свои глаза в мою сторону даже мельком.
Он не походил на сказочника, но достаточно было одного взгляда на него, чтобы понять, что в этой чертовски красивой голове хранится столько тайн, что мне не снилось даже в самом страшном сне!
Но, думаю, что только он мог сказать так, чтобы все встрепенулись и принялись шевелиться, сначала хаотично и явно не понимая, куда бежать в первую очередь и как скрыться от этих глаз, которые одним взглядом могли вывернуть всю твою душу наизнанку, пока беременная девушка не выдохнула хоть и тихо, но на удивление твердо:
— Все раненные — быстро в зал!
Забавно было слышать командные твердые нотки в голосе крохи, которая с трудом могла перебираться самостоятельно, поманив за собой руками окровавленных Беров, останавливая на мне ясные голубые глаза лишь на долю секунды, чуть кивая и тут же обращаясь к Сумраку:
— И вы тоже.
— Дочка, — отец не выпускал из своих рук красивую блондинку. лицо которой словно застыло и стало отдавать серым цветом от невысказанной боли и паники, когда я поражалась и восхищалась ее выдержкой в ожидании того, когда же ей всё объяснят, как следует.
Если бы я услышала о том, что с моим мужем что-то случилось, то рыдала бы, выла и вытрясла всю душу даже из отца, пока не услышала все в мельчайших подробностях, не переставая плакать ни на секунду.
— Просто скажите, он жив?…
— Что за вопросы! — рявкнул Карат снова, принявшись всех буквально заталкивать куда-то вперед, где видимо и был тот самый зал, куда нас приглашала бойкая беременная крошка, и сейчас продолжая находиться на руках вероятней всего своего мужа, — Еще как жив! Но вернется не совсем здоровым.