Самое главное, что здесь была печка. а еще подпол. где я с визгом обнаружила целую батарею зимних заготовок, сало и пару шматков валенного мяса! А еще посуду. которая осталась на удивление целой, и даже кое-какие вещи, которые мне очень пригодились.
Страшно было представить, что стало с теми. кто мог здесь жить.
После грубого, непростительного и жестокого нападения Кадьяков, в наших землях едва ли можно было встретить хоть кого-либо.
Я осталась жива лишь потому, что папа отправил меня к людям, начиная подозревать, что дело идет к войне и пользуясь тем, что я не обладала его слухом, нюхом и обаянием.
Я бы никогда не уехала, если бы почувствовала что-то неладное!
Никогда бы не оставила его одного!
Но даже если бы встретила своих медвежьих сородичей, то не была бы рада…
…Я была беглянка, которую нельзя было найти.
И не важно, что меня могли искать.
Не важно, что за разбитыми окнами, которые я закрыла ставнями и занавесила одеялами, трещал январский мороз.
Не важно, что я толком не спала и не ела уже много недель подряд — у меня была цель в жизни, от которой я не отступлюсь, чего бы мне это не стоило!
И пускай у меня не было и десятой части силы истинных Беров, клыков и способностей слышать и видеть далеко вперед, я не боялась ничего в этой жизни….кроме пауков!
Вот и сейчас, пытаясь согреться у маленького огонька в печи, и согреть небольшое помещение, которое очевидно было спальней какой-то девочки, судя по найденным вещам и запылившимся куклам, я все-равно косилась по темным углам, даже если понимала, что в такой мороз ни один нормальный паучок просто не выживет.
Жаль, что я не могла ощутить то, что было нужно, как это делал мой отец…
При воспоминании о нем в груди защемило, перехватывая дыхание.
Мой большой, добрый, громкий папа-медведь, который рокотал своими басами, искренне хохотал, запрокидывая голову, и сводил с ума женщин в поселке один только лукавым взглядом своих каштановых глаз.
Он жил среди людей много лет и был кузнецом, и еще в раннем детстве я отчетливо поняла, что все эти легенды и сказания про богатырей, были не о ком ином, как о Берах, потому что среди человеческого рода не могло быть таких огромных и сильных мужчин.
Мой папа был для меня богатырем из сказки, волшебником, доброй душой, чистым сердцем, искренним смехом… а я была его сладкой Ягодкой.
Кстати, да, это мое имя.
Ягода.
Нет, это не прозвище.
И да, у всех Беров и их детей всегда жутко странные имена.
Папа не был оригинальным. Он просто любил малину и дальше этого его мысли никуда не ушли. Я часто стонала и фыркала, что мог бы назвать меня Викторией — тут тебе и ягода и вполне себе нормальное имечко для нормальной девочки, вот только папа всегда хохотал, что если бы я была нормальная, то, может, и имя у меня было бы другое.