— Но это же замечательно, что у вас будет внук…
У Мэрилин на глаза навернулись слезы.
— Ох, Тилли, как ты можешь… быть такой доброй? Конечно, отец и мачеха хорошо тебя воспитали… Если бы ты не была счастлива с Блейком, я упросила бы тебя вернуться к Саймону. Но ведь это невозможно?
Тилли стало совестно… совсем чуть‑чуть. Она слишком счастлива с Блейком. Счастлива настолько, что даже страшно.
— Нет. Невозможно.
Мэрилин ушла, а Тилли увидела, что у нее новое сообщение на электронной почте. От отца и мачехи наконец‑то. Оказалось, что это ежемесячное сообщение, которое они посылают всем знакомым, а для нее короткое послание в конце. Они поздравляли ее с помолвкой и выражали радость по поводу того, что она смогла простить Саймона и устроить свою жизнь.
Тилли долго смотрела на текст. Значит, главное для них — это то, что она простила Саймона.
А узнать побольше о Блейке они не хотят? Узнать, какой счастливой он ее сделал? Как возродил ее чувства? Неужели не хотят прилететь домой, чтобы познакомиться с ним? Неужели ее счастье ничего не значит для них? Им важнее что‑то еще? Тилли знала, что у отца и мачехи много проблем в Уганде, и не простых, часто вопрос стоит о жизни и смерти, и она не имеет права быть задетой тем, что они не выказали большого интереса к тому, что происходит с ней. Но ведь так было всегда, когда они переезжали из прихода в приход.
После работы Тилли отправилась навестить мистера Пендлтона и взяла с собой Трюфельку. Блейк прислал ей эсэмэску, что у него дела и они увидятся позже дома, пообещав пригласить ее на ужин, чтобы ей не пришлось готовить самой.
Мистер Пендлтон сидел в кресле с откидывающейся спинкой и тупо смотрел в окно, но мгновенно оживился, когда появились Тилли с Трюфелькой.
— А! Мои две любимые девочки! — Он потрепал уши собаке, потом взглянул на Тилли. — Ну, ну, ну, ты, как я вижу, вся светишься.
Тилли чувствовала, что если у нее что и светится, так это пылающие щеки. Неужели мистер Пендлтон мог догадаться, что только утром в душе у нее был зажигательный секс с Блейком и до сих пор тело горит?
— Разве? — как можно равнодушнее произнесла она.
— Значит, помолвка идет тебе на пользу? Да?
— Да. Мы очень счастливы. Мне с ним хорошо, и Трюфелька к нему привязалась. Он гуляет с ней, он моет посуду. И в усадьбе много чего починил. Почему же его не полюбить?
— Ты действительно… его любишь? — Старик посмотрел на нее вопрошающим взглядом пытливой птицы.
— Конечно люблю, — ответила Тилли.
«О боже, как же легко привыкаешь врать! Даже не кажется, что ты врешь!»
То же самое было, когда она разговаривала с матерью Саймона — она совершенно не чувствовала, что врет. Слова спрыгивали с языка абсолютно достоверно. Почему? Объяснить невозможно.