Он начал было трясти бутылку посильнее, и в этот момент раздался звонок в дверь.
– Чёртов мудак! – пробормотал директор.
В этом была проблема каких-либо деловых отношений с учениками, даже с самыми продвинутыми: они были слишком зелёными, незрелыми, их требовалось постоянно стимулировать. Ни на кого нельзя было полностью положиться.
Ни на кого!
Он оставил в покое бутылку и пошёл открывать.
Пока шёл, уже придумал, что скажет этому назойливому Горошевичу, подыскал правильные, внушающие уважение слова.
Но это оказался вовсе не Горошевич.
– Здравствуй… – несколько растерявшись, произнёс Погребной. Этого посетителя он сейчас никак не ожидал увидеть. – Проходи…
В тенистой кроне высокой сосны спокойно устроились на ночлег лесные птицы. Но этот мирный покой оказался вскоре нарушен. Внезапно из дома донёсся такой чудовищный крик, что птицы мгновенно переполошились и, тревожно хлопая крыльями, разлетелись в стороны.
Лесистый холм мгновенно наполнился галдежом и шумом. Неизвестно откуда взявшийся ветер шевелил ветки деревьев, теребил кустарник.
Одновременно некто с перекошенным лицом, не разбирая дороги, мчался прочь от дома.
Эдуард Николаевич стоял рядом с обеденным столом. Рот его был широко открыт, но крика уже не было, оттуда нёсся один сип. Поперёк его живота, чуть выше талии, сразу под грудной клеткой, шёл большой разрез, и из этого широкого разреза вываливались наружу окровавленные внутренности. Эдуард Николаевич тщетно пытался удержать их, запихнуть обратно. Обычно голубые глаза директора на этот раз были белыми от ужаса и боли.
Мерзкий жужжащий звук оглушительно раздался у него над ухом, и почти сразу же лежащие на белой бумажной тарелке котлеты обильно оросила красная, густая, как кетчуп, кровь.
Артём Раскатов сидел за журнальным столиком в фойе кинотеатра «Берёзка», аккуратно записывал в блокнот то, что говорил ему единственный по сути свидетель – веснушчатый мужик, который находился в зале во время сеанса. Двоих служащих он уже допросил, толку от них было мало, показания их почему-то разнились, хотя видели оба одно и то же и к тому же одновременно.
– В общем, он вдруг начал орать как сумасшедший, – говорил веснушчатый. – Это в первый раз. Я тогда повернулся и попросил его заткнуться. После этого я какое-то время его не слышал… Ну, в том смысле, что он больше не орал… Я же не знал… – виновато долдонил мужичок. – Кабы я знал, я б, конечно, присмотрелся бы… Но мне ж даже в голову не пришло, что там что-то не так. Я думал, это он от фильма так завёлся. Там, в фильме…