Мономах. Смерть банкира (Власов) - страница 118

— Вполне, — уже более спокойно отозвался Мономах. — Думаю, у них в сумке бомба.

Он почувствовал, что погружается в вязкую, рокочущую тьму и тряхнул головой, чтобы побыстрее отогнать это неприятное ощущение.

— Так, немедленно свяжись с самыми толковыми ребятами и прикажи им от моего имени ехать в Шереметьево. Я постараюсь присоединиться к вам через полчаса. И не упускайте Блинова из вида. Ясно?

— Ясно, — как-то неуверенно согласился Степашкин. — Но может, вам не стоит приезжать? Думаете, мы сами не справимся?

— Боюсь, что нет. Блинова надо взять живым. Только он знает, где Юлия Свиридова и Дардыкин.

— А остальные?

— Их необходимо обезвредить. Только тихо, без лишней суеты.

— Может, позвонить в милицию?.. — робко предложил Степашкин. — Пусть вышлют отряд быстрого реагирования.

— Не надо. Это мое дело, и я доведу его до конца. А эти парни в форме только спугнут Блинова. Помни, он псих, и если почувствует, что капкан захлопнулся, пойдет до конца…

В следующее мгновение связь прервалась. В аппарате послышался треск, а голос Юрия Сергеевича пропал. Мономах нервно забарабанил костяшками пальцев по своему сотовому, но это не помогло. От отчаяния Сергей Толоконников заскрипел зубами и бросил трубку на кухонный столик.

«Я должен быть там, должен… Я должен прийти к ним на помощь. Только я сумею остановить Блинова. Я буду говорить с ним на языке, понятном только мне и ему. Ведь и на мне лежит часть вины за то, что Блинов стал таким. Он меня выслушает и обязательно сделает так, как я прошу. Если только за эти два года он не совершил решающий шаг через границу. Границу, за которой царит безумие, ненависть, насилие и месть».

Комната была маленькой и узкой, размером пять на два. С внешним миром ее соединяло квадратное окошко, заклеенное пожелтевшими газетами. В углу узкая и ржавая кровать, на ней грязный матрас. На этом грязном матрасе и пришел в себя Леха Дардыкин. Он приподнял веки и посмотрел на потолок в рыжих пятнах. Перед глазами появились багровые круги, и он вновь закрыл их.

Он вспомнил вспышку выстрела, толчок в грудь и чьи-то голубые глаза. Нестерпимую боль, озноб, голоса. Он вспомнил Юлию Свиридову, ее красивые губы, выгнутые в форме сердечка, но никак не мог припомнить, каким образом очутился здесь, в этой грязной и вонючей квартире.

Леха попытался приподнять голову, чтобы оглядеться, но от физической нагрузки его тело пронзила острая боль. Он не потерял сознания, но решил больше не рисковать и не повторять попытки. Ему нужны были силы. Для чего, он и сам не знал. И все-таки бездействие было не в характере Дардыкина. Он попытался по очереди приподнять правую руку и правую ногу. Получилось, но в груди вновь застучали резкие молоточки боли.