– Что вы с ней сделали? Зачем она вам? Скажи мне, и я уйду. Мы можем сделать вид, что меня никогда здесь не было.
Тейлор качает головой.
– Ты ведь понимаешь, что я не могу тебя отпустить, Гетти.
Я натянуто улыбаюсь.
– Конечно, можешь. Ты можешь делать все, что захочешь.
– Могу. – Она делает еще один шаг. – Мы с директрисой сваливаем с этого проклятого острова. Если кто и знает, как это сделать, так это твоя подруга.
Я вспоминаю, что она говорила той ночью у дома Харкеров. Как она сказала, что ушла из лодочной смены, потому что мы заслуживали лучшего. Какая же чушь! Вот для чего все это было на самом деле, вот для чего она вырубила Риз и бросила нас умирать. Чтобы сбежать с острова.
– Ты правда думаешь, что вам позволят просто уйти? Флот и ЦКЗ?
Не настолько же она наивна. Я была наивной, и вот к чему это привело.
Она пожимает плечами.
– Это не имеет значения, мы здесь не останемся.
– А как же остальные?
– Мне уже блевать хочется от этого вопроса, – рычит Тейлор. – А как же я, а? Как же я?
С этим не поспоришь – я не могу отделаться от чувства вины, которое во мне поселилось.
– Послушай, ты ведь не можешь просто меня убить, – говорю я. Тейлор фыркает, но я улыбаюсь так, как улыбнулась бы Байетт. – Ты хочешь уплыть с острова. Так пошли со мной, и мы вместе придумаем, как это сделать.
Еще один шаг.
– Ты лжешь.
– Я не лгу! Не лгу, клянусь.
Но Тейлор уже не слушает меня и тянется к ножу.
– Убери его, Тейлор, тебе не обязательно это делать, – говорю я, но остатки лести меня уже покидают. Мои руки дрожат, когда я выставляю их вперед в попытке отгородиться от нее.
– Нет, Гетти. Обязательно.
Надо бежать, но она блокирует путь, и отступать некуда. Тейлор бросается ко мне.
Быстро, так быстро, что она превращается в смазанное пятно. Я вижу, как она тянется ко мне, вижу ее белую ладонь и белый нож и не могу отличить одно от другого, так что просто хватаюсь за то, что ближе, и отталкиваю в сторону то, что дальше, а потом изо всех сил наступаю ей на ногу.
Тейлор бьет меня локтем в нос, и я отлетаю к стене. Изувеченная рука взрывается болью по новой, в глаз лезут волосы, кровь наполняет рот и заливает щеки и уши.
Она выбрасывает вперед руку с ножом, и я дергаю ее, плашмя прижимая к себе лезвие, чтобы она не могла им воспользоваться. Она пытается вдавить его в меня, вскрыть мне грудную клетку, и я – это случается почти что само собой – я проворачиваю его, надавливаю, и оно легко входит в нее. Так, словно она этого ждала.
– О боже, – говорю я. – Боже.
Она выпускает нож. Падает. Нож падает тоже. Из нее течет кровь, и я не знаю, как ее остановить.