Я под завязку набиваю рюкзак едой. Странно: на дне коробки лежит стопка бумаг, словно директриса упаковала в дорогу школьные записи. Я достаю их и пролистываю, а Риз заглядывает мне через плечо, но шрифт слишком мелкий, а глаз болит, так что я просто заталкиваю их поглубже в рюкзак. Посмотрю позже.
Риз возвращается к воде, но через пару секунд зовет меня, и я, сощурившись, смотрю на нее. Она держит в руке бутылку с открытой крышкой.
– Что?
– Ее уже открывали. Кольцо сорвано.
Я припоминаю, как директриса стояла над бутылками, когда мы вошли. В руках у нее что-то было. Я поворачиваюсь к ней, стараясь поймать ее взгляд, но она смотрит прямо перед собой.
– Только одна?
Риз берет другую бутылку из упаковки и скручивает крышку.
– Эта тоже.
Я подползаю к ней, и мы вместе проверяем остальные бутылки. Каждая, все до единой, открываются легко, и на каждой сорвано кольцо.
– Черт, – говорю я, но Риз уже на ногах и надвигается на директрису.
– Что вы с ними сделали? – тихо спрашивает она.
Пол под моими коленями влажный, и вода пропитывает джинсы. Директриса что-то сделала с бутылками, но что?
Я подношу одну из бутылок к свету. Сперва я ничего не вижу, но потом… Осадок на дне, россыпь крупиц черного пороха.
Риз замолкает, когда я проношусь мимо нее. Директриса пытается увернуться, но я цепляю ее пальцами за карман на брюках и подтягиваю к себе. Я права – я знаю, что я права, и хотела бы, чтобы это было для меня неожиданностью, но все это мне уже знакомо. Все повторяется снова.
– Гетти, – говорит Риз, – что такое?
Директриса пытается вывернуться, но я вдавливаю плечо ей в грудь, прижимая ее к стене.
– Проверь патроны, – говорю я. – Сама увидишь.
– Я не хотела никому зла, – молит директриса. – Я только хотела помочь.
– О, – говорит Риз у меня за спиной. Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, что она нашла. Часть патронов вскрыта, как учили нас старшие девочки из ружейной смены. Я не знаю, кто и как впервые обнаружил, что щепотка пороха может сделать с телом, зараженным токс. Никто не рассказывал, а я не спрашивала. Но я знаю, что умирать от такого будешь медленно – как будто погружаясь в сон, с той только разницей, что этот сон наполняет тебя болью.
– Вы насыпали в воду порох, так? – говорю я. Мое лицо так близко, что слюна брызжет ей на щеку.
Прежде чем я успеваю увернуться, она берет мое лицо в ладони и смотрит на меня сверху вниз, и чем ласковее становится ее взгляд, тем сильнее сжимаются ее руки.
– Послушай меня, – говорит она. – Так будет лучше для вас.
– Отпустите ее, – говорит Риз, но директриса словно не слышит.