– Они уже в пути, Гетти. Истребители с авианосца. – Она понижает голос, почти шепчет. – Ты знаешь, на что они способны.
Еще бы. Дело не в том, о чем говорили на базе. А в том, о чем не говорили. И это молчание было красноречивее любых слов.
Я отбрасываю ее руки и отступаю назад.
– Почему сейчас? У них было полтора года. Что изменилось?
– Внутри исследовательской группы кто-то заразился, – говорит она. – А кто-то из вас, девочек, нарушил карантин.
Я призываю на помощь все силы, чтобы не упасть, потому что вина обрушивается на меня и тянет на дно, но мне нельзя этого показывать. Нельзя, чтобы директриса узнала, что это были мы.
– Слишком слабые перспективы, слишком велик риск, – продолжает она. – Они не могут вылечить токс. Если бы у них была возможность проводить больше экспериментов…
– Экспериментов? – Ее слова задевают в памяти какую-то струнку, но я никак не могу ухватить мысль; закрываю глаз и проматываю события последних дней, пока не добираюсь до нужного воспоминания. Уэлч на причале, перед смертью. Они хотели проводить испытания на вас, сказала она, но я им не позволяла.
– Уэлч была на нашей стороне, – говорю я. – Верно?
Директриса хмурится.
– Я не знаю, из кого состоит «ваша» сторона, Гетти, но мисс Уэлч была категорически против того, чтобы подвергать эксперименту всё тело, если это могло привести к излишним страданиям. – Она нервно улыбается. – Лично я считаю, что она ошибалась. Теперь это очевидно вдвойне.
– Она покончила с собой. – Меня трясет, и Риз, подступив ближе, кладет руку мне на спину. – Она сделала это из-за ваших планов.
– Давайте не будем забывать, – говорит директриса, и по ее лицу пробегает тень раздражения, – что она была взрослой женщиной, способной на критическое мышление. Она сделала выбор. Я не собираюсь брать на себя ответственность за ее поступки.
Она права, Уэлч сделала выбор – она выбирала нас каждый раз, когда выбрасывала в океан зараженные продукты, каждый раз, когда заставляла нас лгать директрисе.
А я ошибалась. Все это время я ошибалась на ее счет.
Я не могу больше здесь находиться. С каждым своим промахом я копала нам яму. Этому острову будет лучше без меня, даже когда прилетят самолеты.
– Гетти, – говорит Риз у меня за спиной. Из коридора все громче доносятся голоса: девочки таскают из соседних кабинетов столы и скамьи, все, чем можно загородить двери.
Я возвращаюсь к директрисе.
– Когда прилетят самолеты?
– До темноты.
Вот и все. Один день. Все, что осталось у Ракстера, пока эскадрилья истребителей не сотрет его с лица земли. Я слышу в голове голос отца, и он говорит мне бежать, бежать как можно дальше и как можно быстрее. Так я и поступлю, но сперва мне нужно понять кое-что еще.