– И что? Я из лодочной смены. Лодочной смене разрешено выходить за забор.
Она закатывает глаза.
– Насколько я знаю, это касается походов за припасами, а не тайных вылазок на поиски подруги.
Я отмахиваюсь от ее слов. Нет ничего важнее карантина, говорили нам, но выбор между карантином и Байетт для меня даже не стоит.
– И даже если ты пойдешь, – продолжает Риз, – как ты планируешь вернуться в школу? – Она тянет себя за косу серебряными пальцами, и секущиеся кончики топорщатся во все стороны. – Ворота на замке, и…
– Я перелезу через забор, – с жаром перебиваю я. – Что-нибудь придумаю. Тут я спокойна.
– А я – нет, – говорит она и смотрит на меня; я вижу ее открытое, неуверенное лицо – и вздрагиваю, снова ощутив ту тягу, которую пыталась заглушить со дня нашего знакомства.
– Пошли со мной, – говорю я. – Пойдем вместе.
Мои слова творят чудеса. Только что она была со мной, и наши головы едва ли не соприкасались, а в следующий миг ее поза меняется на до боли знакомую. Руки скрещены на груди, челюсть стиснута, глаза ничего не выражают.
– Нет, – говорит она. – Делай что хочешь, но я с тобой не пойду.
Впервые я не хочу оставлять все как есть. На этот раз дело слишком важное.
– Почему?
Она раздраженно вздыхает.
– Гетти…
У меня заканчивается терпение. Я вцепляюсь в край койки так сильно, что всаживаю занозу глубоко в ладонь.
– Да что с тобой такое? Байетт – наша подруга! Неужели тебе не хочется ей помочь?
– Мои желания здесь ни при чем, – произносит она, но меня уже не остановить, и я говорю громче, чем следует, злее, чем сама от себя ожидаю.
– Потому что тебе все равно, – продолжаю я желчно. – Я знаю, что это делает тебя лучше меня, но я не могу поставить крест на всем мире, как делаешь ты.
– Это мне-то все равно? Да ты… – И она замолкает, осекшись, словно я сделала ей больно. На секунду все чувства проступают у нее на лице. Отчаянное желание, обреченность, ощущение предательства, боль от необходимости смотреть, как любимый остров крадет у нее людей, которые ей дороги, хотя она тщательно это скрывает.
– Ох, – вырывается у меня. Осипший вдруг голос застревает в горле. Все, что я говорила себе каждый день с момента нашего знакомства, было неправдой. Я говорила, что она холодная, а она, возможно, горела все это время. – Прости. Черт, Риз, прости меня.
Она лишилась обоих родителей, и вот к чему это привело. Вот что осталось в ее душе. Разгром. Я должна была понять. Должна была увидеть, что она любит не меньше моего. Только моя любовь придает мне сил, а ее – пригвождает к земле.
– Я бы хотела, – говорит она, не глядя на меня. – Я бы хотела быть как ты. Но я не могу пойти искать Байетт, если не смогла пойти искать его. Я думала, что лодочная смена – единственный способ попасть за забор, но ты – ты готова выкорчевать этот забор голыми руками. – Она судорожно вздыхает и тихо заканчивает: – Почему я не смогла сделать того же ради отца?