– Что-то случилось, – говорю я. – Ее нет в лазарете.
Риз хмурится, и я вижу, как в ней нарастает недоверие.
– Что ты имеешь в виду?
– И еще мужчина, по рации. – Я запинаюсь и забываю дышать, спеша вывалить на нее всю информацию разом.
– Помедленнее. Начни с самого начала.
Я рассказываю ей про все: про пустые палаты, про иголку с ниткой. Про Уэлч, рацию и мужской голос на другом конце, про то, что они хотят отправить Байетт к дому Харкеров.
– Я не знаю, где Уэлч ее держит, – заканчиваю я, облокотившись на прикроватную лестницу. Кажется, меня начинает трясти. – Она ведь должна где-то держать ее до завтра.
Классные комнаты на первом этаже отпадают – слишком рискованно, а из хозяйственных построек у нас осталась только конюшня. Был еще сарай для инструментов, но мы разобрали его на дрова.
– Что думаешь? – спрашиваю я, глядя на Риз.
Сперва она молчит, и в сиянии ее волос я вижу ее широко распахнутые глаза. И тут она судорожно вздыхает.
– Мой дом, – говорит она. На ее лице странная борьба, словно она старается не рассмеяться – или не расплакаться. – Он точно говорил про мой дом?
Разумеется, это то, что она услышала в первую очередь. В общем-то, я могу ее понять.
– Точно, – говорю я. – Я серьезно, Риз, мы должны найти Байетт. Она где-то рядом.
– Я в этом не сомневаюсь, – говорит Риз. Она произносит эти слова быстро и непринужденно, с нарочито бесстрастным лицом, а это означает одно: она что-то недоговаривает.
– Но?.. – спрашиваю я. – Байетт где-то рядом, но – что?
Этого следовало ожидать, но слова Риз все равно застают меня врасплох:
– Живая или мертвая?
Жаркая волна злости, яркой и разрушительной, захлестывает меня, потому что с самого лазарета я гнала от себя эту мысль. Неужели обязательно было говорить это вслух?
– Что это за вопрос такой?
– Важный. Ты же не дура, Гетти. Ты прекрасно знаешь, что обычно бывает с такими, как мы.
– Сейчас происходит что-то другое. – Я делаю глубокий вдох и сжимаю кулаки. Гони, гони эту мысль. Она жива, жива, жива. – Обычно никто не пропадает. Это должно что-то означать.
– Угу. Думаю, это означает, что она уже мертва.
Я отталкиваюсь от лестницы, подавляя нарастающую панику. Риз ошибается, с Байетт все хорошо.
– Тогда почему мы ее не сожгли? Она жива. Я должна ее найти. Должна!
– И что потом? Мы не можем ей помочь.
Конечно, она права. Но это не имеет значения.
– Мы будем рядом, – говорю я. – Это единственное, что нам остается. И я не собираюсь сдаваться. Может, я и не знаю, где она сейчас, но я знаю, где она будет завтра ночью. И я пойду за ней.
– Нет. – Риз говорит тихо и резко, подавшись вперед. – Ты сама знаешь, что нельзя. Это нарушение карантина.