В ней насыпан слой земли больше фута в высоту, а из земли – прямо в комнате, внутри здания – растут четыре ракстерских ириса.
В глазах щиплет, и я в недоумении смаргиваю слезы. Я скучаю. Скучаю по Гетти и Риз, но больше всего мне не хватает рассвета за деревьями. Скучаю по северной стороне утеса и волнам внизу, скучаю по ветру, который крадет дыхание так, будто оно никогда тебе не принадлежало.
Не сознавая, что делаю, я протягиваю руку, чтобы коснуться одного из цветов, и Паретта хватает меня за запястье.
– Это, – говорит она, – не слишком мудрое решение.
Откуда они у вас, пишу я.
Паретта разворачивает мое кресло, и я оказываюсь к ней лицом. Я жалею, что она это сделала. Я уже скучаю по ирисам, по знакомому цвету индиго, по обвисшим атласным лепесткам.
– Мы изучаем их, – говорит Паретта, приседая передо мной на корточки. – Ирисы и голубых крабов. Это то, что мы называем ракстерским феноменом.
Феномен. Не болезнь, не инфекция. Это слово зажигает у меня в сердце огонь – слово, которое я так долго искала, – но меня смущает то, как она его произносит. Само понятие звучит привычно, почти обыденно.
– Вам в школе рассказывали про ракстерских голубых крабов? – спрашивает она. – Про то, что делает их особенными?
Я киваю.
Вы про легкие
– И жабры, – кивает Паретта. – Удивительно, правда? Они могут жить и в воде, и на суше. И еще удивительнее, что вы, девочки, тоже стали частью этого феномена.
Частью этого феномена. То, как наши тела меняются и трансформируются. То, как пальцы темнеют перед смертью до самых костяшек. Раньше я изучала в темноте свои руки, пока Гетти спала рядом, и пыталась силой воли заставить их изменить цвет.
– Только представь, как мы могли бы это использовать. – В ее голосе слышна пылкая убежденность. – Представь, скольким людям мы могли бы помочь.
Я думаю о телах, которые мы сожгли, о боли, которую пережили.
Не похоже, чтобы сейчас это кому-то помогало
– Верно. – Она кладет руку в перчатке мне на колено. – Ты абсолютно права. Чтобы помогать людям, мы должны научиться лечить болезнь, контролировать ее. А для этого нам нужно понять, что ее вызывает.
Ну удачи
Она качает головой, и, кажется, я различаю сквозь маску тень улыбки.
– Понимаю, – говорит она. – Я изучала этот феномен несколько лет, Байетт. Сперва крабов и ирисы, а теперь и вас. И я ни на шаг не приблизилась к разгадке.
Несколько лет, значит. Она поднимается на ноги и катит меня к столу, где лежит краб. Должно быть, она имеет в виду, что была здесь до того, как токс нашла нас. На уроках биологии нам говорили, что ракстерских голубых крабов стоило бы изучать; мне никогда не приходило в голову, что кто-то действительно это делает.