Серая кошка в номере на четыре персоны (Гацунаев) - страница 37
Пассажир достал из кармана скомканный мокрый платок, провел по лицу.
— Ничего, уже прошло. Поехали.
— В город? — для порядка поинтересовался шофер.
— В аэропорт.
— Вот тебе и раз! — Шофер даже присвистнул. — Вы же в город собирались.
— Передумал.
— Бывает. — Шофер глянул в зеркальце заднего обзора, пропустил КРАЗ с прицепом и лихо развернул машину.
— Да вы не расстраивайтесь. С кем не бывает. Я вот на той неделе…
— Помолчи немного, — попросил пассажир. — Дай очухаться.
— Ясно. — Шофер сочувственно покосился на попутчика.
Тот полулежал, откинувшись на спинку сиденья и закрыв глаза. «Припекло, видать, мужика», — подумал таксист. Хотел было предложить валидол, но раздумал: пассажир попался со странностями, обидится чего доброго.
А Михаил Иванович Вербьяный мучительно пытался вспомнить, кого напоминает ему лицо девушки с библейским именем Ева, с которой он расстался тридцать лет назад и которую только что поцеловал на прощание, а когда вспомнил, сердце у него заколотилось так, что валидол пришелся бы как нельзя более кстати: Ева Аллабергенова была, как родная сестра, похожа на его жену, Евдокию Богданову.
СЕРАЯ КОШКА В НОМЕРЕ НА ЧЕТЫРЕ ПЕРСОНЫ
АШХАБАД. МАЙ 1976 ГОДА
«Ил-18» громыхнул колесами о посадочную полосу, пролетел несколько секунд, надсадно завывая моторами, снова коснулся бетонных плит — на этот раз значительно мягче — и, гася скорость, стал выруливать к зданию аэровокзала. Искаженный динамиками голос стюардессы сообщил, что самолет приземлился в ашхабадском аэропорту, что температура в городе — двадцать четыре градуса выше нуля (он присвистнул: в Ташкенте перед вылетом было уже под сорок), что рейс выполнял экипаж Туркменского территориального управления ГВФ и что фамилия командира корабля — Мова.
«Отчаянный парень Мова, — подумал он, расстегивая привязной ремень. — Так ведь и машину расколотить недолго». Он надавил кнопку на подлокотнике кресла и, почувствовав мягкий толчок в спину, расслабился и зажмурил глаза.
Мятыми, будто со сна, голосами переговаривались пассажиры. Приглушенно стукнула входная дверца, и в кабину ворвалась струя свежего, пахнущего сыростью и озоном воздуха.
Он потянулся и открыл глаза. Стюардесса стояла у выхода, и ветер трепал на ее плечах яркую шелковую косынку. Подали трап. Через салон гуськом прошествовали пилоты и среди них — бедовый парень Мова. Он попытался было угадать, который из них командир, но махнул рукой и, поднявшись с кресла, вытянул из-под сиденья портфель.
Трап был мокрый, и бетон рябил лужицами, и над горами явно хлестал ливень. В оглушительной после рева моторов тишине было слышно, как влажно шумят деревья.