Сознание мгновенно отметило облегающий стройную фигуру темно-синий дорожный костюм, простую прическу, клетчатую сумку, но тотчас все отмело куда-то в сторону, и остались глаза — огромные, с удивленно расширенными зрачками, неповторимые в своей голубой, влекущей бездонности, бесконечно родные глаза любимой женщины. Глаза, по которым он истосковался за несколько часов так, словно не видел их целую вечность.
Он стремительно вскочил с кресла, и в то же мгновение память выстрелила в него сокрушительным зарядом воспоминаний, и он почувствовал, как все сжимается и холодеет внутри, и острая боль зигзагом пронзила сердце.
— Ты? — Она одна умела так спрашивать: голос звучал спокойно и в то же время вмещал в себя целую гамму несовместимых, казалось бы, переживаний: удивление, грусть, радость, испуг и что-то еще, чему, наверное, нет названия в человеческом языке.
— Как видишь. — Голос его прозвучал бесцветно и глухо, словно чья-то безликая тень скользнула в сумерках. Он посторонился, пропуская ее в кресло к иллюминатору, механически отметив про себя, что салон почти заполнен и только позади остается пара свободных мест, Она уютно устроилась в своем кресле, спрятав куда-то свою сумку, — это тоже было для нее характерно: умение мгновенно обживать новое место, — взглянула на него снизу вверх, безразлично и одновременно приглашающе-ласково.
— Садись, что же ты?
Он сел, подобрал упавшую в проходе газету, засунул в карманчик на спинке переднего кресла и, не зная, что делать дальше с руками, опустил их на колени.
Оглушительно взревели моторы, и, прорываясь сквозь гул и грохот, в салоне зазвучал голос, бортпроводницы:
— Прошу внимания! Уважаемые пассажиры, командир корабля и экипаж приветствуют вас на борту самолета…
Он не прислушивался, погруженный в свои мысли, но все же уловил знакомую фамилию «Мова», мысленно усмехнулся совпадению и, опустив спинку кресла, зажмурил глаза. Рев двигателей мешал сосредоточиться, мысли набегали одна на другую; разлетались, славно стеклышки калейдоскопа, складываясь в причудливые, зыбкие сочетания одно фантастичнее другого.
Он выпрямился и открыл глаза.
— Ты не находишь, что нам надо поговорить?
— Прямо сейчас? — Она улыбнулась огромными, чуть не в пол-лица глазами.
Самолет набирал скорость, выбивая колесами стремительно учащающуюся чечетку по стыкам бетонных плит. Потом легко оторвался от земли, и сразу стало тише, и двигатели запели в иной, более спокойной тональности. Она смотрела в иллюминатор, он — на ее чеканный, словно на древней монете, профиль. Но там фоном был холодный, потускневший от времени металл, а здесь то изумрудно-зеленые квадраты полей с вкрапленными в них домиками вдоль прочерченных как по линейке дорог, то пронизанные солнцем, сверкающие сахарным блеском облака, то кристально чистая бирюза майского неба.