Киоск нежности (Алымов) - страница 18

На первую страницу
Вы на трюмо, где белила с кармином
Бросили с верой, как средство от яда.
Шарики бледные – ладан и сумрак…
В шариках влажных – уныние кельи. –
Кажется кто-то молитвенный умер
В желтой пустыне самумного тела.
Умер и высох в янтарные сгустки.
Долго томившие пальцы монаха.
Ах, ваше сердце отчетливо пусто,
Словно, все головы съевшая, плаха!

Сердце в петлице

Я вдел свое сердце в петлицу,
Для тебя. – Делай с ним, что хочешь!..
На него ты можешь молиться…
Растоптать хохоча, как хохочешь… –
Мое сердце – красней камелий
Самых, хищных, страстных, алых.
Я в петлицу воткнул без цели
Мое сердце. Оно устало.
Там, в груди – от тебя оно дальше.
Там, в груди – ты его не видишь…
Не стесняйся… Скорей изжаль же!..
Делай все с ним!.. Меня не обидишь
Захвати надушенной перчаткой…
Изомни, и отбрось, и рассмейся!..
Мне не надо любви даже краткой –
Ах, алей мое сердце алейся!..

Жирофле

Твои духи!.. Le Giroflee
Флакон – хрусталь – плита над гробом.
В вечерней мгле, как сталь в игле,
Знакомый запах тонок, робок…
Но гуще ночь и он слышней.
Вот загремел, как рог пред битвой –
И к горлу льнет плотней, сильна
Блестящий нож душистой бритвы.
Духи – твои, но ты – не здесь;
И нож духов, остро вонзаясь,
Мне о тебе приносит весть,
В снегу зарытый сажный заяц!
Блестнешь, как пьяный хвост комет
Мелькнешь неверною такою. –
А бритва режет горло мне,
Кровавя белые левкои…

Грустящий хлыст

Грустящий хлыст, свернувшийся от скуки –
Не щелкнешь ты в зеленые поля,
Над гибкою спиной шотландской суки.
Соперничая с резвым «Voila»!
Лежат нетронуто манжетные перчатки. –
Твой сплин и с них, и с сердца пыль не сдул.
Душа настойчиво играет с прошлым в прятки –
Все там же спит лимонный какаду.
Грустящий хлыст, она теперь не с нами!..
А помнишь луг… Лисиц… галоп… рожок?!
Ушла. – И вот чуть греет нас огнями,
Любимый ею, бронзовый божок.
Дрожит в углу шотландская борзая;
Ей холодно… Ей грустно, как и нам!
И белый хлыст ей спину не терзая,
Лежит как с сердца снятая струна

Плачущий идольчик

Яванский идольчик стоит на красном лаке.
Он черный помнит ласки ваших рук.
Сегодня от тоски и он заплакал:
Я слышал слез по дереву «тук-тук»…
Вы много нежных слов ему шептали,
Когда, нагая, ждали на парче…
Вас с нами нет… Далекая, вы та ли?..
У идольчика слезы все звончей…
Зачем ты плачешь, черный коротышка?
Ты не услышишь больше нежных слов!
Мы для нее – забытая интрижка,
Отцвел жасмин и отцвела любовь.
Давай, смешной, тебе напудрю щеки.
Мужчине плакать!? Фи!.. Еще дикарь!
А сам зачем то вынул рыжий локон,
А самого грызет на смерть тоска…
Обсыпал пудрой густо деревянца,
Чтоб был он бел, как тот… тогда… жасмин. –
Следующая страница