Николай вспомнил, что не раз видел на лыжах такие отверстия, в том числе и на собственных, да вот никогда не задумывался, для чего они.
Он не знал, как выразить старику свою глубокую благодарность, не умел подобрать подходящие слова, а потому смущенно пробормотал:
— Пойду-ка я…
— А поел? Если поел, можешь пробы ради сходить и осмотреть свои снасти. Ты лыжи не жалей, ходи напропалую! Если ломкие, пусть лучше поблизости сломаются…
Где-то вдали пронзительно вскрикнул ворон. Легкими, скользящими шагами Николай приближался к тому месту, где поставил петли. Именно оттуда взлетел другой ворон и, мелькая между деревьями черной тенью, издавал глухие булькающие звуки.
Тогойкин зашагал быстрее.
Так и есть! На снегу кровь. Они живьем расклевали и растерзали куропатку, попавшуюся в петлю. О изверги! Издали узнали, что идет человек, потому один и сел на дерево, сторожил. Хитрые хищники!
Печально поглядел Николай на белоснежные клочья растерзанной птицы. Затем махнул рукой и пошел дальше, но вернулся, вытащил остатки мяса из петли. Можно вымыть, сварить в кружке бульон и напоить Калмыкова.
Из оставшихся трех петель, настороженных в новом месте, у опушки леса, он взял одну куропатку. Она залезла под густую гриву сухой травы, заваленную снегом, и вороны то ли ее не заметили, то ли решили угоститься ею потом, кто их, лиходеев, знает! Объедки он отнес назад и положил на снег. Из двух петель сплел одну, потолще, привязал к палке, прислонил ее к тальникам и насторожил над остатками растерзанной куропатки.
Под высокими стеблями с красными головками и сыпучими семенами он раскапывал снег и срывал мерзлые листья хрена. Напихал полную пазуху и в полдень вернулся. Друзья ждали его.
— Ну, посмотрим твои лыжи, снимай! — Старик долго рассматривал сначала одну лыжу, потом вторую и наконец удовлетворенно улыбнулся. — Хорошо отполировались, вон какие гладенькие. Пойдем покажем нашим и дичиной порадуем.
Фокин замахал руками, когда ему протянули лыжи.
— Нет, нет! Я не хочу выдавать себя за специалиста, по чести говорю, что ничего в лыжах не понимаю…
Тогойкин просил, чтобы ему разрешили утром идти. Но ему не разрешили. Опасно. Пусть будет кончена вторая пара.
— Вынеси их наружу! — сказал Семен Ильич. — А то отогреются и разогнутся.
В этот вечер была готова вторая пара лыж. На одну лыжу не хватало, правда, подходящего материала, и они сделали ее из фанеры с поперечными наружными слоями. Когда же начали ее гнуть, она дала трещину. Старик взвыл от досады, отбросил дощечки в сторону и хмуро промолвил:
— А другой нет…