— Иду, Даша! — Тогойкин положил папиросы и спички на скамью и твердым голосом сказал, указывая ладонью: — У кого есть папиросы и спички — все сюда, сюда положите. Я потом приму! — И с видом человека, привыкшего, чтобы его слушались, вышел из самолета.
— Командует… — каким-то жалобным голосом проговорил Фокин. Он был не в силах оторвать взгляд от коробки папирос. — Все как он скажет…
— Даша, иди-ка сюда, вот тут… тут… — Попов похлопал себя по карманам на груди.
Сенькина подошла, вытащила из карманов Попова папиросы, спички и в нерешительности остановилась, не зная, куда их положить. Попов рукой показал ей. Порывшись в карманах, Коловоротов тоже вытащил папиросы и спички и, тяжело вздохнув, положил их на капитанский «Казбек». Даша наконец поняла, что к чему, и небрежным жестом бросила папиросы Попова туда же. Вася Губин вытащил мятую пачку «Севера» и тоже кинул туда.
— А спички?
— Нет! — Губин отрицательно помотал головой и похлопал себя по карманам. — Нет, товарищ Попов. А у них? — указал он глазами на Калмыкова и Иванова.
Из леса послышался сухой треск ломаемых сучьев.
— Не медведь ли? — спросил Фокин, и невозможно было понять, шутит он или спрашивает серьезно.
— Тогойкин сучья для костра собирает, — сказал Попов.
Насторожившиеся было девушки сразу успокоились. Коловоротов с Губиным вышли из самолета.
Фокин глядел на кучку папирос и спичек, и почему-то ему перестало хотеться курить.
Может, потому, что теперь ни у кого не было папирос? Наверно. Ходячие, конечно, могли бы сказать: «А мы будем курить на воздухе». А они — нет. Дисциплина! Поглядите на этого старика колхозника! На этого парня якута! На этих девчонок! Раньше считалось, что строгий порядок только в армии… Не-ет! Все до единого выложили. Не желают иметь преимущества перед лежачими… Вот умирающий Калмыков всегда был исключительно выдержанным солдатом. Он был немногословен, этот степенный человек, и по службе строго исполнительный. А Попов, тот и выпить был не прочь и от иных радостей не всегда отказывался… А на Губина поглядите! Ведь еще мальчишка, можно сказать, а вот не раздумывая бросается со своей больной рукой туда, куда все! А парень-якут, видать, шустрый малый. Вон как он здорово сокрушает и ломает ветви! Конечно, тупицу и мямлю не будут выбирать секретарем райкомола. Да и девчата, надо сказать, тоже в своем роде крепкий народ. Почему же он, капитан Фокин, оказался слабее других? Может, он просто тяжелее других ранен?
Эта мысль так испугала Фокина, что он как-то весь съежился, и ему нестерпимо стало жалко себя, и опять захотелось курить, и неожиданно для самого себя он крикнул: