— Они, наверно, слишком близко от самолета положили их… — Иванов сразу догадался, что испугало Дашу.
— Прямо у самого самолета, — прошептала Даша, прильнув к подруге.
Слышался шорох и треск ломаемых сучьев. Видно, ребята тащили волоком по земле погибших летчиков, задевая при этом за кусты и деревья. На какое-то время все стихло, потом запылал огромный костер, и даже в самолете слышалось шипение тающего вокруг него снега.
— Молодцы! Молодцы парни! — Иванов свободно вздохнул и довольно энергично откашлялся. — А он как?
— Мало, очень мало проглотил, — ответила Катя. Она стояла на коленях перед Калмыковым и старалась напоить его с ложки.
* * *
С этой поры Иванов стал для всех другом и наставником. Едва ли кто-нибудь из всех этих людей, попавших в страшную беду, помнил о его чинах и званиях. Просто перед ними был смелый, честный, благородный человек, любое поручение которого выполнялось не только беспрекословно, но и с великой готовностью.
Бывают такие люди, которых природа не наделила ни физической силой, ни красотой, но те, кому приходится соприкасаться с ними, забывают об их внешности, потому что их внутреннее обаяние, их душевная красота и сила духа делают их прекрасными.
Таким человеком оказался Иван Васильевич Иванов.
* * *
Катя Соловьева, Даша Сенькина, Николай Тогойкин и Вася Губин, у которого была сломана «только» рука, Семен Коловоротов, у которого страшно распухло «только» колено, в меру своего умения и своих возможностей оказывали помощь тяжелораненым.
Капитан Фокин стонал и молил:
— Сначала меня, меня!..
Когда же его осторожно пошевелили, чтобы раздеть, он угрожающе вытянул обе руки вперед и поднял крик:
— Больно! Не подходите! Не желаю… Совсем не подходите!
Как только Фокин умолкал, люди снова склонялись над ним. Но крик тотчас возобновлялся, и все снова отшатывались от него.
Наблюдая все это, Иван Васильевич тихо сказал:
— Эдуард Леонтьевич, ты бы потерпел немного…
— Капитан Иванов! — Фокин злобно обернулся к нему, видно не успев подобрать слова, которые бы наиболее полно выразили всю степень его негодования. Он лежал, прикусив нижнюю губу и вытаращив по-детски голубые глаза. — Капитан Иванов! Тебе хорошо советовать… Испытай-ка такое сам…
— Идите! Идите ко мне, товарищи!..
Тогойкин и девушки быстро повернулись к Иванову.
Но стоило Тогойкину, может быть, слишком торопливо расстегнуть пуговицы и распахнуть полы шинели Иванова, как он движением руки остановил его. Несмотря на то что он лежал, крепко зажмурив глаза и не двигаясь, явно подготовив себя стерпеть все, окружавшим его людям вдруг показалось, что он как-то и в чем-то неуловимо изменился, что он постепенно отдаляется от них.