Лыжи, лыжи! Только имея лыжи, они смогут вырваться отсюда, убежать от смерти, которая с каждым часом все туже сжимает свои холодные объятия. Они спасут людей и спасутся сами, если будут лыжи. И вот уже Вася тоже был охвачен этой мечтой. Он все вытаскивал и складывал в одно место подходящие для клиньев обломки.
Раскидывая ногами снег и шумно дыша, прибежал Тогойкин.
— Ну как? — резко спросил он, в нетерпении подпрыгивая на одном месте. — Ну как? А-а? — Он одним махом сгреб палки, собранные Васей, и побежал обратно, крикнув на ходу: — Начинает поддаваться, давай еще!
Когда Вася подобрал еще несколько палок и, зажав их под мышкой, пришел к Николаю, тот встретил его широкой улыбкой и, смахивая рукавом пот со лба, прерывисто сказал:
— Начинает откалываться, товарищ Василий! Как только отколется, одна лыжа будет готова. А если у нас будет пара, мы… — Он не договорил и сильными, четкими ударами стал снова забивать клинья. — Откалывается, Губин!
— Дай-ка мне, а ты отдохни.
— Э, не надо! — торопливо ответил Тогойкин, не прекращая работы. — У тебя рука! Скоро уже.
Коротко звякнув, откололась от дерева тонкая и острая, как копье, дранка и, легко взлетев в воздух, упала на снег. Мигом подлетевший Тогойкин схватил ее и стал осматривать, поворачивая в руках, точно живую и горячую.
— Слишком тонка, — опечаленно проговорил он, воткнул дранку торчком в снег, снова подошел к лиственнице и стал внимательно оглядывать ее со всех сторон. — Погоди-ка, можно еще разок!
И он опять застучал по стволу, вбивая клинья.
На этот раз от дерева тяжело отвалилась толстая плаха, а клин далеко отлетел в сторону.
— Эх, чуть бы потоньше да подлиннее! — Тогойкин глубоко вздохнул и, положив руку на плечо друга, бодро добавил: — Не будем отчаиваться, брат! Пойдем!
— Не годна для лыжи, а для костра сгодится. — И Вася сунул под мышку плаху, а Тогойкин взвалил на плечо все палки и хворост.
Когда они подошли к костру, Семен Ильич спросил:
— Почему вы так долго пропадали? Я уже собирался кричать, звать вас. С капитаном прямо беда, то плачет, то смеется.
— Плачет ли, смеется ли — все одно! Ничего от этого не изменится.
Тогойкин бросил свою ношу на землю. Вася тоже, Николай поднял плаху и положил ее перед Коловоротовым.
— Посмотрите, Семен Ильич. Вася, принеси-ка бак. Вася забежал в самолет, быстро схватил бак и повернулся уже, чтобы выйти, как к нему неожиданно обратился Фокин:
— Вы еще здесь?
— Здесь, товарищ капитан! — Вася остановился, раздосадованный тем, что не успел уйти.
— А почему же не ушли?
— Некогда, товарищ капитан!