Парни тихо наблюдали за ним.
— Улетят, — прошептал Тогойкин.
Вася крадучись отошел в сторону и рассыпал по снегу сухарную пыль. Воробьи шумно взлетели, но тотчас приземлились. Как только Вася отошел, шерстяные комочки сразу запрыгали и принялись оживленно клевать, возиться и хлопотать.
Когда Вася подошел к Николаю, его взору представилось следующее: человек и воробей стояли друг против друга и вели весьма оживленный разговор.
— Ты иди к своим друзьям, — говорит Тогойкин.
— Чей, че-ей? — отвечала птичка и укладывала и охорашивала свои перышки, словно приводила себя в порядок.
— Ты же, друг, проголодаешься!
— Чивы-чивы-чив! — возражал воробей и с умным видом потряхивал головкой.
Николай бросил ему кусочек сухарика величиной с бусинку. Испугавшись резкого движения руки, воробей метнулся кверху, но тотчас вернулся, схватил клювом крошку, полетел, мелькая крылышками, бросил добычу своим друзьям, вернулся и снова сел перед человеком:
— Че-чело-век!
Тогойкин бросил второй шарик. Воробей схватил его и опять унес к своим. Так он сделал несколько рейсов. Вокруг пищи, добытой своим храбрым товарищем, воробьи собирались по двое и по трое и клевали шарики, катая их по снегу.
— Все!
Николай бросил последний кусочек подальше, на этот раз воробей не унес крошку, а стал клевать сам, отскакивая от нее и вновь подскакивая.
Это была, пожалуй, самая невзрачная из всех птичек, но очень ловкая и смелая. Казалось, что не только мяса, но и косточек-то нет у этого воробушка. Перекатывается по снегу клочок живого пуха — и все. А в кургузом хвостике и в трепещущих крылышках явно недоставало перьев, они просвечивали. Но до чего же он был весел, боек и радостен, этот воробей! Наверно, он считал себя в этом подсолнечном мире самым нужным, самым необходимым существом… Или же он вылупился позже своих братьев и сестер, не успел еще возмужать и окрепнуть к зиме, тяжелее других перенес снега и морозы и потому так жалок его вид… А может быть, он самый старый в стае, обременен заботами, но с годами любовь к жизни не покинула его. А может быть, это был доблестный герой, отчаянный смельчак, уцелевший в смертельной схватке, сумевший вырваться из кривых когтей свирепых хищных птиц или зверей… Кто это может знать! Но как бы там ни было, он, видно, сполна получал от жизни свою долю радости. Потому он так веселится, потому он так ликует. И это хорошо! Очень хорошо!
— Молодец, Трифон Трифоныч!
— Кто?
— Да вот этот герой! Воробей! — кивнул Вася на пичугу и рассмеялся.
С этих пор парни величали этого отчаянного воробья Трифоном Трифонычем.