— А с летучей мышью что делать? — спросила вдруг Саша.
— С мышью-то? — очнулась бабка. — А ничего не делай. Молока ей дай. У тебя ж молока много теперь? Вот и дай, — сказала она, не глядя на Сашу.
Саша встала.
— Была тут у нас одна, — опять заговорила бабка, обращаясь к пустоте перед собой, — ребеночка ждала. Ляжет на один бок перед телевизором — и апельсины ест. Весь день. Лежит и ест. Я ей говорю — что ж ты, Тамарка, все лежишь? Ты б встала, походила б, дела поделала. Нее, не слушала...
«Верка — чертово трепло», — равнодушно подумала Саша.
— Мальчик у нее родился, значить... маленький, синенький, и глазки так на одну сторону и скатилися, — бабка изобразила лицом и узловатыми пальцами, как скатились глазки. Потом по-деревенски утерла рот и дунула на ладонь.
— Спасибо вам, — Верка торопливо сунула в сложенные под животом бабкины руки пакет с пряниками и шоколадку и торопливо спустилась с крыльца. Прямо за калиткой Сашу снова начало тошнить, она склонилась над бурьяном и краем глаза увидела коренастого рыжего паренька. Паренек брезгливо покосился на Сашу, вошел в калитку и прямо со двора гаркнул в сторону крыльца:
— Ба!!! Ну, ты представляешь?! Сдал!
* * *
Ночь двадцатого августа дрожала от любого звука, словно серый холодец.
Саша, завернувшись в плед, с книгой в руках лежала на диване. Окно, несмотря на холод, было распахнуто. Штора колыхалась, то показывая, то скрывая блюдце с молоком на подоконнике.
На носу был зачет по основам философии. Саша смотрела на мелкие буквы, но ничего не видела, потому что глазами ее сейчас были уши.
«Мы похожи на ягнят, которые резвятся на лугу, в то время как мясник выбирает глазами того или другого, ибо мы среди своих счастливых дней не ведаем, какое злополучие готовит нам рок — болезнь, преследование, обеднение, увечье, слепоту, сумасшествие...» — в десятый раз перечитала Саша...
Трепеща крыльями, что-то проползло по подоконнику. Саша, оцепенев, уставилась в книгу. Пространство комнаты будто бы напряглось. В часах пружинисто тикала секундная стрелка. А потом Саша услышала звук, от которого в животе у нее пробежала судорога — кто-то лакал молоко! Торопливо и жадно, тихо позвякивая блюдцем.
* * *
— Ну что? — распахнув глаза, Вера застыла от любопытства. Перед ней стоял поднос с компотом и тушеной капустой.
— Ничего.
— Сказала?
— Сказала.
— И что он?
— Сказал, что если нужна помощь — он готов.
— Готов с ребенком помочь?
— Нет. С тем, чтоб его не было.
— Вот скотина! — сказала Вера, сняла тарелку с подноса и с аппетитом принялась за капусту.
* * *
— Ну что — анализы хорошие, — сказала Саше медсестра, перекладывая листки, — могу на пятницу записать. Она подняла на Сашу прозрачные глаза. От тонких бровей, от маленького рта в вишневой помаде, от острого ногтя, прижимающего листок с анализами — от всего веяло стерильной и безадресной бабьей жестокостью.