— Дед! Да у нас давным-давно все сами ходят! Ну, давай деньги.
— Ладно. Только смотри — ни с кем не разговаривай. Туда-обратно. Договорились?
— Ладно-ладно, — зарадовалась Маринка.
Андрей Петрович протянул Марине деньги, еще раз напомнил, что купить.
Приплясывая от радости, что ей доверили такое дело, Марина быстро пошла к магазину. Вот она аккуратно, посмотрев в обе стороны, перешла дорогу, вот пошла по протоптанной вдоль траншеи тропинке. Почувствовав дедов взгляд, обернулась и махнула рукой.
На качелях с нудным скрипом качался малыш, изъеденный диатезом. В одной руке он держал конфету. Женщина, пузатая, словно никого еще не родила, катала коляску с младенцем. Из подъезда вышел сосед и почтительно кивнул Андрею Петровичу.
Прошло пять минут. Андрей Петрович заволновался, стал чаще поглядывать туда, где скрылась маринина светлая куртка. Потом не выдержал, встал и, оставив портфель на скамейке, пошел в сторону магазина. Сердце болезненно тянуло. Только перешел дорогу — и вот радость! Мариночка! Вся перегнулась из-за неудобного длинного пакета, сияет глазами.
— Дед, вот!
Открыла пакет, показала — сметана, хлеб, газировка.
— Вот молодец! А я уже разволновался. Так — а мыло забыла?
— Тьфу ты! — хлопнула себя по лбу Маринка. — Газировку купила, а мыло забыла. Сейчас, я быстро сбегаю.
Вот тут бы Андрею Петровичу её остановить, сказать — хватит, не надо уже, пойдем домой. Но вместо этого он подумал — а как без мыла? Сейчас придем, обедать, руки надо вымыть. Непорядок.
— Ну, давай, только быстро, а то ты что-то медленно, — он забрал у нее пакет. Маринка вприпрыжку снова понеслась в магазин. Андрей Петрович дошел до скамейки, сел, полез в карман за газетой и услышал звук падающих строительных лесов...
* * *
Андрей Петрович лежал на диване, устремив в потолок безжизненный взгляд. Щеки его провалились, лицо покрывала густая, совершенно белая щетина. Заворачивая углы персидского ковра, Маша мыла пол.
— И сколько ты будешь лежать? — двигая шваброй и глядя куда-то мимо, спросила она. — Разве можно так жить?
— А зачем мне жить?
Глаза у Маши заблестели, и она вышла из комнаты.
* * *
Дождь лил так, будто прорвало небо. Андрей Петрович курил, сидя на кухне.
— На вот, ты любишь, — Маша пододвинула ему тарелку с кусками арбуза, — сладкий... мёд.
Андрей Петрович посмотрел на кроваво-красные треугольники с черными крапинками косточек и раздраженно отодвинул тарелку.
— Не люблю я больше... ничего.
Маша присела к столу и с состраданием посмотрела на него. Андрей Петрович заметил этот взгляд, опустил голову и затянулся так, что выступили слезы.