«Нет, возможно, – возразил я. – Позднее они придут и за тобой. Паспорта лучше не выбрасывать, а сохранить. Тебе тоже».
«В самом деле, так лучше», – сказал один из полицейских на хорошем немецком.
«Спасибо, – поблагодарил я. – Мы можем попрощаться наедине?»
Полицейский взглянул на дверь.
«Если бы я хотел сбежать, то давным-давно бы мог это сделать», – сказал я.
Он кивнул. Мы с Хелен пошли в ее комнату. «Когда все происходит на самом деле, то совершенно не так, как когда раньше рассуждал об этом, верно?» – сказал я и обнял ее.
Она высвободилась. «Как с тобой связаться?»
Мы говорили обычные вещи. Адресов у нас было два: гостиница и один француз. Полицейский постучал в дверь. Я открыл. «Возьмите с собой одеяло, – сказал он. – Все только на один-два дня. Но на всякий случай возьмите одеяло и немного еды».
«У меня нет одеяла».
«Я тебе принесу, – сказала Хелен. Она быстро запаковала съестное. – Только на один-два дня?» – спросила она.
«Максимум, – сказал полицейский. – Установление личности и все такое. C’est la guerre, Madame[9]».
Эти слова мы слышали еще не раз.
Шварц достал из кармана сигару, раскурил.
– Вы и сами знаете – ожидание в полицейском участке, приезд других эмигрантов, пойманных, будто они опасные нацисты, поездка в зарешеченных автомобилях в префектуру и бесконечное ожидание в префектуре. Вы и в Salle Lepine[10] тоже были?
Я кивнул. Salle Lepine – это просторное помещение в префектуре, где полицейским обычно демонстрировали учебные фильмы. Там было несколько сотен стульев и киноэкран.
– Я провел там два дня, – сказал я. – На ночь нас отводили в большой угольный подвал, где стояли лавки для сна. Утром мы выглядели как трубочисты.
– Мы весь день сидели на стульях, – сказал Шварц. – Грязные. Вскоре все и правда выглядели как преступники, каковыми нас и считали. Георг запоздало и нечаянно отомстил, наш адрес он узнал тогда в префектуре. Кто-то провел для него разыскания. Георг не скрывал своей партийной принадлежности, и из-за этого меня как нацистского шпиона теперь по четыре раза в день допрашивали о моих дружеских связях с Георгом и с Национал-социалистской партией. Поначалу я смеялся, слишком это было абсурдно. Но потом заметил, что и абсурдное может стать опасным. Доказательством тому существование партии в Германии… теперь же, казалось, и Франция, страна рассудка, под совокупным напором бюрократии и войны уже не была от этого застрахована. Георг, сам о том не подозревая, заложил бомбу с часовым механизмом; считаться в войну шпионом – это не шутка.
Каждый день доставляли новые группы запуганных людей. С объявления войны на фронте пока никого не убили – la drôle de guerre