Хелен открыла второй глаз, посмотрела на меня.
«Что случилось? – спросила она. – У тебя такой вид, будто мы выиграли большой куш. Нас что, отпускают?»
«Нет, – ответил я. – Просто я отпустил себя на свободу». Она сонно повертела головой в моих ладонях.
«А ты не можешь хоть ненадолго оставить себя в покое?»
«Могу. И даже обязан. Боюсь, даже надолго. У меня не будет возможности самому принимать решения. В некотором смысле это опять-таки утешает».
«Все утешает. – Хелен зевнула. – Пока мы живы, все утешает, неужели ты еще не понял? Думаешь, нас расстреляют как шпионов?»
«Нет. Посадят за решетку».
«А эмигрантов, которых не считают шпионами, тоже посадят?»
«Да. Кого найдут, всех посадят. Мужчин уже забрали».
Хелен приподнялась. «В чем же тогда разница?»
«Может, остальным будет легче выйти на свободу».
«Это пока неизвестно. Может, с нами станут лучше обращаться, как раз потому, что считают нас шпионами».
«Чепуха, Хелен».
Она покачала головой: «Нет, не чепуха. Это опыт. Разве ты еще не понял, что в нашем столетии невиновность – преступление, которое карается наиболее сурово? Тебе надо угодить за решетку в двух странах, чтобы это уразуметь? Эх ты, мечтатель о справедливости! Коньяк еще есть?»
«Коньяк и пирог».
«Давай то и другое, – сказала Хелен. – Необычный завтрак, но боюсь, впереди у нас еще больше приключений».
«Хорошо, что ты так это воспринимаешь», – сказал я, наливая ей коньяк.
«Это единственный способ восприятия. Или ты намерен умереть от ожесточения и цирроза печени? Если отключить идею справедливости, не так уж трудно рассматривать все как приключение, ты не находишь?»
Чудесный аромат старого коньяка и доброго пирога окружал Хелен как привет золотого бытия. Она ела с огромным наслаждением. «Вот не знал, что для тебя все это окажется так просто», – сказал я.
«Не беспокойся за меня. – Она поискала в корзинке белый хлеб. – Я справлюсь. Женщинам справедливость не так важна, как вам».
«А что вам важно?»
«Вот это. – Она показала на хлеб, бутылку и пирог. – Ешь, любимый! Как-нибудь пробьемся. Через десять лет это станет большим приключением, и вечерами мы будем часто рассказывать о нем гостям, так что им надоест слушать. Лопай, человек с фальшивым именем! То, что съедим сейчас, не придется потом тащить с собой».
– Не хочу рассказывать вам все подробности, – сказал Шварц. – Вы же знаете путь эмигрантов. На стадионе Коломб я провел лишь несколько дней. Хелен попала в «Птит рокет». В последний день на стадион пришел хозяин нашей гостиницы. Я видел его только издалека, нам не разрешалось разговаривать с посетителями. Хозяин оставил маленький пирог и большую бутылку коньяка. В пироге я нашел записку: «Мадам здорова и в хорошем настроении. Не в опасности. Ожидает транспортировки в женский лагерь, который строят в Пиренеях. Письма через гостиницу. Мадам formidable!