В школе Николавна была на хорошем счету — скромная, тихая труженица, напрочь лишённая честолюбия и всякой инициативы. Будучи совершенно безобидным существом, она обладала удивительной способностью держать в узде второгодников, хамов и балбесов. Она что-то тихо говорила, внимательно глядя в наглые глаза своими маленькими глазками, и балбес укрощался, не бил уж копытом, а садился за парту и смиренно решал уравнения.
Педагогический коллектив был очень удивлён, когда Николавна несколько дней подряд прогуляла работу. Ещё больше все поразились, когда она притащилась с чёрным младенцем в канцелярию — заявлять об уходе на пенсию. Директриса подарила Николавне немного денег. Многодетный учитель биологии принёс ей старую коляску и мешок с вещичками.
Николавна едва справлялась с ролью одинокой бабушки. В кошмарных снах она сдавала мальчика в гардероб или в камеру хранения и лишь на следующий день о нём вспоминала. Когда в аптеке ей показали газоотводную трубочку, у неё закружилась голова; молоденькая продавщица дала ей понюхать нашатырь.
Николавна сидела на кровати, потряхивая кряхтящего младенца, и со страхом смотрела в будущее, когда дверь открылась и в комнату прокралась дачница Птицына, нагруженная сумками. Она села рядышком с Николавной, с умилением посмотрела на мальчика и сказала: «О, знакомые пчёлки!»
С появлением Птицыной жить Николавне стало легче: дачница приняла деятельное участие в судьбе ребёнка. Бойкая Птицына — с длинным острым носом, тонкими ручками и ножками — была счастливой обладательницей двух огромных квартир на Васильевском острове. В одной она жила, а другую — прекрасную, с окнами на реку — сдавала богатеньким жильцам. Птицына нигде не работала, детей не имела, носила шаль, вела светский образ жизни, якшаясь с художниками и литераторами, а лето проводила в Топорке.
Когда участковый Голосов безучастным голосом сообщил по телефону о краже и безобразной попойке в её любимом домике, она тут же кинулась в Топорок — наводить порядок. В ментовке, куда её вызвали «по делу Квашниной и Войновского», она встретила Наташку.
— Уж вы меня простите, тётя Лиза. Денег нет, а Чебурашку поднимать надо, — бубнила Наташка.
Привели Войновского. Птицына знала Войновского — он недавно чинил ей забор.
— Что ж ты, Володя, меня расстраиваешь? — корила его Птицына.
— Виноват, тётя Лиза. Лезть — лез. Ломать — ломал. Выбивать — выбивал. Сбывать — сбывал. Я вас, конечно, уважаю. Но пить-то на что-то надо!
— Ты же так скоро сдохнешь! — крикнула Птицына.
— Я никогда не сдохну, тётя Лиза! — успокаивал её Войновский.