— Словно мужики пристают, лезут за пазуху!..
— Да будя уж тебе! — вяло отозвалась Феня, поскольку только что нечаянно порушила на самом солнцепеке муравейник. Сокрушаясь над растревоженными его жителями, видя, как несут они куда-то по одному желтому продолговатому яичку, как отчаянно борются за жизнь, она позвала подругу: — Маш, подойди, глянь, что я тут… Никогда не прощу себе этого!..
Соловьева подошла, хмыкнула:
— Хм… Я думала, и вправду что…
Феня обиделась:
— Ну ты и жестокая, Мария!.. Аль не видишь, царство-то какое я сгубила?..
— Подумаешь, муравьи! — сказала Соловьева холодно. — Нынче людей губят тыщами — не жалеют. Вон во Вьетнаме что творят! А ты… — Мария присмотрелась к подруге, что-то узрила в ее лице неладное, спросила обеспокоенно: — А что это ты… вроде бы какая-то другая… Что с тобой, Фень?
Феня заговорила, стоя по-прежнему у растревоженного муравейника:
— Никто ведь, ну, никто его не знает, как я. Штопалиха, хоть, может, и невзначай, но правду как-то о нем сказала: хочет сделать как лучше, а у него выходит все наоборот. Добрый больно, мягкий, как воск. Сам расставил для себя силки и теперь барахтается в них, как глупый голубь.
— Бабник он порядочный, твой голубь.
— Вот это уж неправда! Больше наговору, чем…
— А ребятишки рыжие по селу бегают?
— Ребятишки, они, почесть, завсегда рыжие, повыгорают на солнышке, — сказала Феня, а глаза потемнели, наполнились острой болью.
Увидев это, Мария решила пожалеть:
— Сколько ты, Фенька, натерпелась из-за него, нескладного?!
— На роду, знать, мне написано такое.
— «На роду»! Эх ты!..
— Довольно, Мария! О другом, что ли, нельзя поговорить?! Пойдем прямиком, к реке, переплывем ее — так ближе к нашему стану. Я завсегда так делаю. Мужиков там нету, разденусь, свяжу одежу в узел и поплыла. Айда!
— Ты, видно, и вправду с ума сошла. Да я сроду не переплыву с одежей-то. Сейчас же пойду ко дну, как тот топор. Тебе же отвечать придется за утопленницу рабу божью Марею. Нет уж, я в обход. Иди к тому омуту одна… — Мария повернулась и пошла с поляны, напевая:
Почему, отчего
Падают слезинки?
Это просто ничего —
По любви поминки.
У реки Феня, как делала это не раз, скинула платье, скомкала его в узел, подняла высоко над головой и, ойкая от подымавшейся по теплому телу все выше и выше воды, отошла от берега, затем опрокинулась на спину и поплыла, отфыркиваясь и пуская сквозь плотно сжатые губы невысокие фонтанчики. Добравшись до противоположного берега и выйдя на него, она на всякий случай посмотрела на куст, под которым любил когда-то сиживать со своими удочками Апрель, и только уж потом стала промокать носовым платком покрытое капельками воды и «гусиными» пупырышками тело, радующееся утренней купели. Делала она это не спеша, стараясь продлить теперь уже солнечные ванны, не опасаясь чужого глаза. И потому Тишкин голос, раздавшийся неожиданно за ее спиной, прозвучал для нее как выстрел. С перепугу она скаканула опять в воду, окунулась с головой и, простоволосая, закричала с середины реки: