Яна была их младшая дочка. Старшая, Даша, год назад вышла замуж и уехала в Новосибирск.
Ольга заплакала.
— Спрашивает: нельзя ли ему жениться на ком-нибудь. Что ж, я понимаю... Говорит: и ты там как-нибудь устраивайся, раз так получилось. О нас не думай...
Олег посмотрел на нее, оценивая перспективы. Они казались великолепными. Выглядит на тридцать девять. Длинные русые волосы, почти блондинка, припухлые, словно после поцелуя, губы, внимательные голубые глаза. Худая, правда, но в Борунии это огромное достоинство.
Она поняла.
— Пока что поступают предложения в ресторан и в постель. Прямо в ту, которую я им застелила. Особенно тают японцы.
Далее в книге следовала его реплика, в которой рассеянный автор забыл проставить слова.
Он хотел спросить: «Может быть, ты мечтала уехать куда-нибудь, проговорилась кому-то, вот тебя с твоей мечтой и накрыли, как бабочку сачком?» Но не спросилось. Он словно уперся в какую-то стену. Тогда он сказал:
— Не расстраивайся. Не может быть, чтобы ты оказалась здесь случайно! В этом есть какой-то смысл, который тебе пока неведом.
Эта фраза прошла без проблем. В ней содержалась едва заметная похвала автору. Что же, автора нужно поддерживать! Пусть старается! Пусть ведет нас к смыслу.
Вечером пришли гости, здешние русские, профессор физики с женой, вышедшая за борунца официантка Галя с пятнадцатилетней дочерью от первого брака и ночной сторож со склада электроизделий, который кратко объяснил, что приплыл в Борунию морем. Что происходит на родине, они знали из газет и телевидения, но им хотелось взглянуть на Олега, словно он еще хранил на себе ее запах и отпечатки.
— А кем вы собираетесь работать, Олег? — спросил у него кто-то на следующей странице.
Опять следовала чистая строчка. Надо было что-то изобретать.
Поежившись, он ответил наобум:
— Да так... Может быть, преподавать.
Через несколько дней, к собственному изумлению, он уже входил в университет, где была кафедра славистики, предложившая ему несколько пробных занятий. В аудитории сидело пять борунских студентов: два белых, два негра и один китаец. Даже шесть. Шестая, добродушная дама лет пятидесяти, тоже вроде бы белая, но южного, испанского типа. Она была поначалу принята им за преподавательницу, зашедшую не то для контроля, не то для знакомства.
Негры когда-то учились в Харькове и говорили неплохо, с ощутимым украинским акцентом. Китаец учил русский в шанхайской средней школе, но говорить робел, после каждого вопроса проваливаясь сквозь землю. С белыми борунцами пока было неясно: глаза у них смотрели понимающе, но сами очень уж оказались немногословны.