– Не смотри на меня, – сказала она. – Не знаю, зачем я это сделала. Обычно я не такая.
– Обычно ты как раз такая. И ты права. Здесь тебе не место. И ты спокойно можешь что-нибудь расколотить.
– Хотела бы я знать, где мне место.
Гребер рассмеялся:
– Я тоже не знаю. Может, в цирке, или в баро́чном доме, или среди стальной мебели, или в палатке. Не в этой белой девичьей комнате. А я-то в первый вечер вообразил, что ты беспомощная и нуждаешься в защите!
– Так и есть.
– Со всеми нами так и есть. Но мы справляемся и без защиты и помощи.
Он взял газету, положил на пол и другой газетой замел на нее осколки стекла. При этом глядя на заголовки: «Дальнейшее сокращение фронтов. Тяжелые бои под Орлом». Он завернул осколки в газету и сунул в мусорную корзину. Теплый свет в комнате вдруг показался ему вдвое теплее. Снаружи долетал стук и долбеж разборщиков завалов. На столе стояли дары Биндинга. Иногда можно размышлять сразу о многом, подумал он.
– Я быстренько уберу со стола, – сказала Элизабет. – Сил моих нет смотреть на все это.
– Куда уберешь?
– Отнесу на кухню. У нас есть время до завтрашнего вечера, чтобы спрятать остатки.
– К завтрашнему вечеру останется не очень-то много. Но вдруг Лизер явится раньше?
– Ну и пусть явится.
Гребер с удивлением взглянул на Элизабет.
– Сама диву даюсь, как меняюсь каждый день, – сказала она.
– Не каждый день. Каждый час.
– А ты?
– Я тоже.
– Это хорошо?
– Да. А если плохо, то все равно ерунда.
– Ерунда что-то значит, а?
– Нет.
Элизабет выключила свет:
– Теперь можно снова открыть склеп.
Гребер распахнул окна. Внутрь тотчас ворвался ветер. Занавески заполоскались от его дуновений.
– Вот и луна, – сказала Элизабет.
Тускло-красный диск поднимался над разбитой крышей дома напротив. Словно чудовище, которое раскаленным черепом вгрызалось в улицу. Гребер взял стаканы, до половины наполнил коньяком. Один протянул Элизабет.
– Давай выпьем. Вино в темноте не годится.
Луна поднялась выше, стала торжественней, налилась золотом. Некоторое время они лежали молча. Потом Элизабет повернула голову, спросила:
– Мы вообще-то счастливы или несчастны?
Гребер задумался.
– И то и другое. Наверно, так и должно быть. Только счастливы нынче одни коровы. Хотя, может, и они уже нет. Может, счастливы одни лишь камни.
Элизабет взглянула на него:
– Это тоже ерунда?
– Угу.
– А хоть что-то не ерунда?
– Конечно. – Гребер смотрел в холодный, золотой свет, медленно наполнявший комнату. – Мы уже не мертвы. И еще не мертвы.